«Почему так громко бьют барабаны?» — спрашивали друг у друга люди. И шепотом передавали новость: раджа собирается почтить богиню Кали человеческими жертвоприношениями. Камала узнала, что в жертву будут принесены ее отец и брат. Она горько рыдала, и даже деревья в знак сочувствия стали сбрасывать цветы и листья.
В этот скорбный час в ее комнату вошел царевич Прадип Кумар.
— Слыхала ли ты, милая девушка, что мой отец собирается совершить богослужение в честь богини Кали и принести ей в жертву людей? Пойдем в храм и посмотрим на это зрелище.
С печалью и мукой в голосе она спросила:
— Кто же те несчастные, которые будут принесены в жертву?
Царевич поведал ей историю двух людей, предназначенных для жертвоприношения, и сердце девушки сжалось от горя. Камала вытерла слезы и, пряча от царевича лицо, сказала:
— Сегодня, царевич, ты услышишь ответ на свой вопрос. Я не стану больше скрывать от тебя ничего и все расскажу перед царским судом — воплощением справедливости. У меня к тебе одна просьба: в деревне Гулиа живет некто Нидан, который стал теперь чакладаром. Вели ему явиться сюда. Там живут и двое носильщиков — Андхи и Сандхи. Пошли за ними — пусть они расскажут, что знают обо мне. В этой же деревне живет молочница Чикан, она тоже может дать важные показания.
Затем Камала назвала имена дяди и тетки; не забыла она и старого пастуха, в доме которого нашел ее царевич.
— Их всех надо пригласить на суд, — сказала она. — Если это условие не будет выполнено, я ничего о себе не расскажу.
Начался царский суд. Царевич Прадип Кумар занял место рядом с отцом. Все внимательно слушали баромаши Камалы.
«Послушайте, мудрые судьи, печальную историю несчастной девушки. Солнце и луна, будьте моими свидетелями. И вы, бессмертные боги, деревья и травы, огонь и вода, и ты, великая богиня, перед алтарем которой я стою, и ты, Индра, царь небес, и ты, Яма — владыка царства мертвых, и ты, Мать-земля, подтвердите, что все сказанное мною — правда. В лесу я часто молилась богине леса Вана-Дурге — я тоже призываю ее в свидетели.
Первые мои свидетели — отец и мать. К их стопам я припадаю сотни раз, я уважаю и чту их, как богов. И брат мой милый тоже здесь — он подтвердит правдивость моих слов. Пусть расскажут все, как было, и Нидан, и молочница Чикан, а также мои дядя и тетка.
На небе зажглась вечерняя звезда — пусть и она станет моей свидетельницей. Многое могут рассказать и мои слезы, и вот это письмо, написанное дядей моей тетке. Среди моих свидетелей и старый пастух, приютивший меня. И наконец, мой последний свидетель — царевич, который вызволил меня из беды. Он — властелин моего сердца, и я ничего от вас не скрою, о праведные судьи.
В мае месяце, поздней ночью, когда черные тучи закрыли небо, родилась та несчастная, что стоит перед вами. Моя любящая мать дала мне нежное имя — Камала. Через три года родился мой брат. Мое сердце трепетало от радости, когда я видела мальчика, прекрасного, как месяц, на руках матери. Я тоже брала его на руки, играла с ним и нежила, качала в колыбели. Так прошло мое детство — в радости и веселье. Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец стал думать, что пора выдавать меня замуж.
Заря юности разукрасила алым румянцем мои щеки, и мать запретила мне ходить одной к реке. Я носила яркие сари, дорогие украшения, вплетала в косы гирлянды из чампы. Во время купания служанки умащали мое тело благовониями, расчесывали мои длинные волосы слюдяными гребнями. Каждый день я ходила на реку в сопровождении служанок, и никто из чужих не осмеливался приблизиться ко мне.
Пришел декабрь, месяц, когда наступают самые короткие дни. Из двенадцати братьев-месяцев декабрь — младший. Однажды, проснувшись поутру, я сотворила молитву Вана-Дурге. В полдень, умастив себя благовонными маслами и сняв ожерелье из крупных бриллиантов, я взяла золотой кувшин и отправилась со своими подружками на реку. По дороге они весело пели и плясали, и только мне было не до веселья: в самом начале пути я споткнулась о камень, а это плохая примета. О, если бы я знала, что встречу черную змею, я бы никогда не вышла из дому!»
Слезы душили ее, и она указала на Нидана:
— Пусть этот человек расскажет суду, что произошло дальше!
Нидан молчал.
«— Наступил январь, затем февраль — время сильных холодов, — продолжала Камала. — Бедняки мерзли без теплой одежды, а длинные ночи медлили, не желая уступать место дню. Однажды к нам пришла со своим, товаром Чикан и принесла вот это письмо. Я не буду рассказывать, что в нем написано, прочтете сами.
Прошел март, пришел апрель — чудесное время года. Лианы и кустарники покрылись цветами, соперничая между собой в яркости красок. Казалось, будто за каждым кустом спрятался бог любви со своими цветочными стрелами. Те же, кто расставался в это время с близкими, испытывали нестерпимую боль.
Жужжание пчел оживляло сады, не переставая куковали кукушки. Один раз я услышала, что мой отец и мать шепчутся о моем замужестве. Как раз в это время прибыл гонец с приказом отцу явиться во дворец. Быстро снарядила слонов и лошадей, отец подошел ко мне и сказал:
„Я не знаю, дорогая дочь, как долго я там пробуду. Будь осторожна без меня".
Расставаясь с отцом, я безутешно плакала. После его отъезда весь дом будто погрузился во тьму.
Миновал май, пришел июнь, настали праздники в честь Вана-Дурги. Громко били барабаны, звенели карталы, играли оркестры. Все храмы были богато убраны, и нарядно одетые женщины и дети собрались под ярким навесом, чтобы принять участие в праздничной церемонии. Мы же с матерью сидели в одиночестве и горько плакали, опасаясь, как бы чего не случилось с моим отцом. Вскоре мы получили известие, что он заточен в темницу.
Теперь, о воплощение справедливости, я хочу спросить тебя: в чем виноват мой отец и за что наказан?
Нидан, наш управляющий, сказал брату, что он должен выручать отца из беды. Тогда уехал из дома и мой невинный брат, не знавший, как коварен мир. Мы же с матерью остались одни и горько плакали. Разве могла я принять участие в празднике Вана-Дурги? Мы слили воедино молитву наших сердец, обращенных к богине, прося ее о возвращении отца и брата.
К середине июня отцвели манговые деревья и на них появились зеленые завязи. Вокруг веселились люди, влюбленные качались на качелях, украшенных цветами, а мы получили известие, что мой брат тоже заточен в темницу. Что нам, бедным женщинам, оставалось делать, как не проливать слезы дни и ночи? Мы не знали, какому богу молиться о возвращении домой отца и брата. Место отца заняла черная змея, из страха перед ней мы даже не смели выражать вслух свое горе.
К концу июня ветви манговых деревьев покрылись спелыми плодами. Мать направилась в храм богини Чанди и стала поститься, молясь о возвращении мужа и сына. День и ночь она лежала, распростершись ниц, у входа в храм. Я вытерла слезы, взяла мать за руку и привела домой, где она, не осушая слез, стала молиться богине Шаштхи.
Ставши пленницами в собственном доме, мы с матерью вынуждены были покинуть его, не взяв с собой ни одного каури. Носильщики отнесли нас в паланкине в дом дяди.
В июле начались дожди, лившие день и ночь, и, подобно дождю, беспрестанно лились наши слезы. Мы жили лишь одной надеждой; реки стали полноводными, мы смотрели на них и думали, что в один прекрасный день появится лодка, в которой возвратятся мои отец и брат.
И тут от дяди, находившегося в отъезде, пришло письмо, которое подлило масла в огонь. Мать не видела письма, я ничего ей не сказала и, не попрощавшись с ней, ушла из дома дяди. Вот это письмо, пусть оно будет еще одним свидетельством.
Я ушла потому, что не могла больше оставаться в доме дяди, не могла там ни есть, ни пить. Лучше мне было утопиться в реке или отравиться, чем оставаться там хоть на минуту.
И я побрела куда глаза глядят. Вскоре показался густой, темный лес, и я вошла в него. Меня не тронули ни ядовитые змеи, ни злые тигры. Со слезами я молила богов о защите и просила указать мне какое-нибудь убежище. И тут мне повстречался пастух.