Один раз добыл столько, что понадобилось сто арб.
Была удача большая, потому что Гюляш-Ханым не оставляла хана, даже когда он скакал на коне.
Но арбы шли медленно, а хану хотелось поскорее домой. Позвал он Черкес-бея и поручил ему казну и Гюляш-Ханым; а сам ускакал с отрядом в Солгат.
Весел был хан, довольны были жены. Скоро привезут дары.
Только не всегда случается так, как думаешь.
Красив был Черкес-бей, строен, как тополь, смел, как барс, в глазах купалась сама сладость. А для Гюляш-Ханым настало время слышать, как бьется сердце, когда близко красавец.
Взглянула Гюляш-Ханым на Черкес-бея и решила остаться с ним - обратилась в червонец. Покатился червонец к ногам бея, поднял он его, но не положил к себе - был честен Черкес-бей,- а запер червонец в ханскую казну.
Честным поступком не всем угодишь.
А ночью напал на Черкес-бея балаклавский князь, отнял арбы, захватил казну.
Еле успел спастись Черкес-бей с немногими всадниками.
И повезли Гюляш-Ханым с червонцами в Балаклаву.
В верхней башне замка жил греческий князь. К нему и принесли казну.
Открыл князь казну и начал хохотать. Вместо червонцев - в казне звенел рой золотых пчел.
- Нашел, что возить в казне глупый Туды-Мангу-хан!
Вылетел рой, поднялся к верхнему окну; но одна пчела закружилась около князя и ужалила его прямо в губы.
Поцелуй красавицы не всегда проходит даром.
Отмахнулся князь и задел крыло пчелы. Упала пчела на пол, а кругом ее посыпались червонцами все остальные.
Поднял от удивления высокую бровь балаклавский князь и ахнул: вместо пчелы у ног его сидела, улыбаясь, ханская дочь; загляделась на него.
Был красив Черкес-бей, а этот еще лучше. Светилось на лице его благородство, и в глазах горела страсть.
• Околдовало его волшебство женской красоты, и оттолкнул юноша ногой груду золота.
Когда молод человек, глаза лучше смотрят, чем думает голова.
Схватил ханшу на руки и унес к себе.
Три дня напрасно стучали к нему старейшины, напрасно предупреждали, что выступило из Солгата ханское войско.
Напиток любви самый пьяный из всех; дуреет от него человек.
А на четвертый день улетела Гюляш-Ханым из башни. Обернувшись птицей и улетела к своим, узнала, что приближается к Балаклаве Черкес-бей.
Скакал на белом коне Черкес-бей впереди своих всадников и, услышав в стороне женский стон, сдержал коня.
В кустах лежала Гюляш-Ханым, плакала и жаловалась, что обидел ее балаклавский князь, надругался над ней и бросил на дороге.
- Никто не возьмет теперь замуж.
- Я возьму, - воскликнул Черкес-бей, - а за твою печаль заплатит головой балаклавский князь.
И думала Гюляш-Ханым по дороге в Солгат - кто лучше, один или другой и хорошо бы взять в мужья обоих, и князя и бея, и еще цыгана Ибрагима, о котором хорошо рассказывает мать.
Когда имеешь много, хочется еще больше.
А балаклавский князь искал повсюду Гюляш-Ханым и, когда не нашел у себя, пошел, одевшись цыганкой, искать в ханской земле.
Через горы и долины дошел он до Солгата.
На много верст тянулся город, но не было никого на улицах. Весь народ пошел на площадь к ханскому дворцу, потому что Туды-Мангу-хан выдавал младшую дочь замуж и угощал всех, кто приходил.
Радовался народ. Сто чалгиджи и сто одно думбало услаждали слух, по горам горели костры, ханские слуги выкатывали на площадь бочки с бузой и бекмесом, целое стадо баранов жарилось на вертеле.
Славил солгатский народ Туды-Мангу-хана и его зятя Черкес-бея.
Завтра утром повезут Гюляш-Ханым мимо мечети султана Бейбарса, будет большой праздник.
Думала об этом Гюляш-Ханым, и что-то взгрустнулось ей. Подошла к решетчатому окошку в глухой переулок и вспомнила балаклавского князя.
- Хоть бы пришел!
И услышала с улицы, снизу, старушечий голос:
- Хочешь погадаю; вели впустить. Велела Гюляш-Ханым впустить ворожею и заперлась с ней вдвоем.
- Гадай мне счастье.
Посмотрела Гюляш-Ханым на цыганку. Горели глаза безумным огнем, шептали уста дикие слова. Отшатнулась ханша. Упали женские одежды, и бросился к ней балаклавский князь.
Бывает луна белая, бывает желтая.
Посмотрели люди на небо, увидели сразу три луны: одну белую и две в крови. Подумали - убили двух, третий остался.
Вскрикнула Гюляш-Ханым. Вбежал Черкес-бей. В долгом поцелуе слились уста. Мелькнуло лезвие ятагана, и покатились две головы любивших.
Оттолкнул Черкес-бей тело Гюляш-Ханым и женился в ту же ночь на старшей дочери хана.
Потому что не должен мужчина жалеть бабу.
Теперь от Солгатского дворца остались одни развалины. Совсем забылось имя Гюляш-Ханым. Но в осеннюю пору, когда у местных татар играют свадьбы, в лунную ночь видят, как на том месте, где был дворец хана, встречаются две тени. И спрашивает одна:
- Зачем ты погубил меня? И отвечает другая:
- Я любил тебя.
Если высохла душа, дряблым стало тело - тогда золото.
Если кипит еще кровь, и не погас огонь во взоре - тогда женщина.
Шайтан знает, как кому угодить, чтобы потом лучше посмеяться.
Казалось, не было на земле хана умнее солгатского; казалось, могущественный Арслан-Гирей имел все, чтобы быть довольным. Сто три жены и двести наложниц, дворец из мрамора и порфира, сады и кофейни, бесчисленные табуны лошадей и отары овец. Что еще было желать?
Казалось так.
Но по ночам приходил к Гирею кто-то и тревожил его мысль.
- Все есть, только мало золота. - Откуда взять много золота? - спрашивал сам себя Гирей. И не спал до утра.
И вот раз, когда пришли к нему беки, велел им созвать мудрецов со всего ханства.
Не знали беки - для чего, и каждый привел своего приятеля, хоть бы он и не был мудрец.
- Средство хочу, - объявил хан, - чтобы камень золотом становился.
Подумали беки и мудрецы: «Помешался хан; если бы можно было так сделать, давно бы люди сделали».
Однако сказали: «Воля падишаха священна. Дай срок».
Через неделю попросили: «Если можешь, подожди».
А через две недели, когда открыли рот, чтобы просить нового срока, хан их прогнал.
Умный был хан.
- Пойду сам поискать в народе мудреца, - решил он.
Беки отговаривали: «Не следует хану ходить в народ. Мало ли что может случиться. Может услыхать хан такое, чего не должно слышать благородное ухо».
- Все же пойду.
Оделся дервишем и пошел.
Правду сказали беки. Много обидного услышал Гирей и о себе и о беках, пока бродил по солгатским базарам и кофейням. Говорили и о последней его затее:
- Помешался хан, из камня золото захотел сделать.
А иные добавляли:
- Позвал бы нашего Кямил-джинджи, может быть, что и вышло.
- А где живет Кямил-джинджи?
И хан пошел к колдуну; рассказал ему, чего хочет.
Долго молчал джинджи.
- Ну, что же?
- Трудно будет… Если все сделаешь, как скажу, может, что и выйдет.
- Сделаю.
И хан поклялся великою клятвою:
- Да ослабеют все три печени, если не сделаю так. И повторил:
- Уч талак бош олсун.