В тот вечер в деревне Кае был пир. Над печами, где варилось мясо Тутунуи, поднимался пар, а вокруг сидели все жители деревни.
На Священном острове Тинирау тщетно ждал возвращения кита. Еще не было случая, чтобы он крикнул: "Тутунуи!" — и его любимец не приплыл на зов. Но в тот вечер крики Тинирау разносились над морем и замирали вдали, а кит не появлялся. Вдруг Тинирау поднял голову, его ноздри раздулись. С далекого Тихи-о-Маноно, где жил Кае и его соплеменники, до Тинирау донесся соблазнительный запах вареного мяса.
Когда луна проложила на море серебряную дорожку, Тинирау сказал своим соплеменникам:
— Кае украл моего кита. Кто пойдет со мной, чтобы отомстить за эту обиду?
Воины с готовностью вскочили на ноги.
— Мы пойдем с тобой, Тинирау! — закричали они все как один.
— Нет, — раздался чей-то негромкий голос. — Я пойду. Я — Хине-те-иваива.
Мужчины с удивлением посмотрели на жену Тинирау.
— Да, я пойду вместе с другими женщинами из нашего племени. У Кае много воинов. Разреши, Тинирау, пойти нам, женщинам. Мы приведем сюда Кае, не пролив ни капли крови, и тогда ты поквитаешься с ним.
В доме Кае не умолкал смех. Хине-те-иваива и другие женщины из племени Тинирау развлекали гостей. Они уже давно переходили из деревни в деревню и радовали людей песнями и танцами. Никто не знал, кто они такие. В этот вечер в доме собрались соплеменники Кае.
Хине-те-иваива танцевала со своими подругами и зорко смотрела по сторонам. Где-то здесь, в этом доме притаился их враг Кае. Его можно было узнать по неровным обломанным зубам, но для этого он должен был засмеяться. Женщины старались изо всех сил, дом сотрясался от смеха. Только один мужчина сидел молча с мрачным лицом и плотно сжатыми губами.
Под конец женщины исполнили свой самый смешной танец. И тогда засмеялся даже молчавший мужчина. Он откинул голову назад, открыл рот, и все увидели его безобразные обломанные зубы. Это был Кае.
Когда костер догорел и в доме все стихло, женщины тихонько спели чудесную песню, от которой их хозяева погрузились в глубокий сон. Тогда они прокрались к двери и встали друг за другом двумя длинными цепочками. Женщины осторожно подняли Кае, завернули в циновки, на которых он спал, и, передавая друг другу, отнесли на берег и положили в лодку. Всю дорогу до Священного острова Кае не открывал глаза, усыпленный чудесной песней. Заря едва осветила край неба, когда женщины вынули Кае из лодки, отнесли в дом Тинирау и положили на те же циновки.
Когда Кае проснулся, день уже был в разгаре. Тинирау направился к своему дому под крики соплеменников:
— Вот идет Тинирау! Наш Тинирау!
Кае еще не совсем очнулся от сна. Он не знал, что произошло ночью, и думал, что находится у себя дома. Тинирау открыл дверь и крикнул:
— Приветствую тебя, Кае!
— Зачем ты явился ко мне в дом? — спросил Кае.
— Что?! — воскликнул Тинирау. — Зачем ты, Кае, явился ко мне в дом?
— Как ты смеешь так говорить? Это мой дом!
— Посмотри получше, Кае!
Кае огляделся. Он был в чужом доме. Узор плетения на тростниковых стенах был не такой, как у него. Резные деревянные балки были не такие, как у него. Кае выглянул за дверь и увидел позади Тинирау незнакомые лица с враждебной ухмылкой. Тогда Кае понял все и опустил голову.
Так Тинирау отомстил за смерть кита Тутунуи.
Отважный Тафаки
Тафаки и четверо братьев его жены удили рыбу на огромном плоском камне, который вдавался далеко в море, где на высоких волнах раскачивались спутанные пряди водорослей. Раз за разом вытаскивали они льняные лески с костяными крючками, и кучи рыбы за их спинами все росли и росли, превращаясь в горы сверкающего серебра. Но когда солнце начало погружаться в море, оказалось, что Тафаки один наловил столько рыбы, сколько четыре его шурина вместе.
Укладывая рыбу в корзину, Тафаки громко хохотал и дразнил родственников. Они молчали, но все больше и больше проникались решимостью сделать то, что задумали, когда позвали Тафаки удить рыбу. Зависть давно не давала им покоя. Высокого роста, со светлыми волосами и красноватой кожей, Тафаки был самым сильным и ловким в их племени. Он быстрее всех бегал и плавал, и не было мужчины удачливее его в бою и в любви. Взвалив корзину на плечо, Тафаки запел — он ведь не мог прочесть мыслей своих родичей.
Двое шуринов пришли в деревню, когда солнце уже погрузилось в море. Как только они опустили корзины на землю, к ним подошла сестра Хине-пирипири.