Выбрать главу

Воротилась букашечка с мессы — мужа хватилась. Поискала она по всем углам, поискала — не нашла и про себя решила:

— Никуда не денется — вернется, а я пока за бобы примусь.

Стала она выкладывать похлебку на тарелку, а Жоан Мышонок мертвехонек в бобах лежит. Букашечка в крик, тут спрашивает ее скамейка:

— Что ты слезы льешь, букашка, Отчего вздыхаешь тяжко? — Мне уж больше не видать Муженька! Как не рыдать? — Чтоб развлечь тебя, я стану Рядом прыгать и скакать!

Тут в разговор вступила дверь:

— Что с тобой, скамья-скамейка, Что пустилась ты скакать? — Дон Мышонок умер — глядь, Стала плакать и рыдать Карошинья, я ж пустилась Возле плачущей скакать. — Если так, засов я стану Задвигать и отпирать.

Тут сказало бревно:

— Дверь, зачем засов со скрипом Задвигать и отпирать? — Наш Мышонок умер — глядь, Стала плакать и рыдать Карошинья, а скамейка Принялась вокруг скакать, Я — засов отодвигать. — Если так, то мне осталось Пополам себя сломать.

Тут сказала сосна:

— Отчего, бревно, ты хочешь Пополам себя сломать? — Наш Мышонок умер — глядь, Стала плакать и рыдать Карошинья, а скамейка — Возле плачущей скакать, Дверь — засов отодвигать, Я сломалось, посмотри! — Если так, себя я вырву Вместе с корнем из земли!

Прилетели к сосне пташечки, захотели отдохнуть — глядь, сосна-то корнями наружу лежит:

— Что с тобой, сосна, случилось? Что ты стала засыхать? — Наш Мышонок умер — глядь, Стала плакать и рыдать Карошинья, а скамейка — Возле плачущей скакать, Дверь — засов отодвигать. А бревно так горевало — Пополам себя сломало! Я — рванулась из земли… — Вырвем мы глаза свои!

Вырвали пташечки себе глаза и полетели к роднику напиться. А родник им и говорит:

— Где вы, пташки, побывали, Где вы глазки потеряли? — Наш Мышонок умер — глядь, Стала плакать и рыдать Карошинья, а скамейка — Возле плачущей скакать, Дверь — засов отодвигать, А бревно — себя ломать, А сосна-то, посмотри, Вышла с корнем из земли. Мы же глазки потеряли… — Я иссякну от печали!

Прибежали к роднику по воду королевские пажи — смотрят, родник-то весь высох:

— От какой такой беды Ты остался без воды? — Наш Мышонок умер — глядь, Стала вдовушка рыдать, А скамья — вокруг скакать, Дверь — засов отодвигать. Пополам бревно сломалось, Засыхать сосна осталась, Птицы глазки от кручины Потеряли, я иссяк… — Горе, горе! Если так, — разобьем свои кувшины!

Вернулись пажи во дворец, а королева их спрашивает:

— Что случилось? Без причины Перебили вы кувшины? — Умер наш Мышонок — глядь, Стала вдовушка рыдать, А скамья — вокруг скакать, Дверь — засов отодвигать. Пополам бревно сломалось, Засыхать сосна осталась, Птицы глазки от кручины Потеряли, ключ иссяк, Мы ж разбили все кувшины! — Мне б кухаркой с горя стать, В рваной юбке щеголять!

Тут сказал сам король:

— Я ж на красных углях буду Голым задом восседать!

Осел

Сотворил господь бог животных и, известное дело, нарек их разными именами. Днями позже пришел он проверить, помнят ли они его урок. У всех животных имена накрепко в голове засели, один осел сплоховал — не помнит, и все тут. Тогда господь как ухватит его за уши и ну тянуть что есть силы. «Осел ты, — говорит, — осел и всегда ослом останешься!»

Муравей и снег

Увязла у муравья в снегу нога.

— Ой, снег! До чего же ты сильный! Вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь!

А снег ему отвечает:

— Куда как сильный! Вон как солнце меня истончает.

— Ой, солнце! До чего же ты сильное! Ты истончаешь снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А солнце ему отвечает:

— Куда как сильное! Вон как стена мне путь застит.

— Ой, стена! До чего же ты сильная! Ты застишь путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А стена ему отвечает:

— Куда как сильная! Вон как мышь меня прогрызает.

— Ой, мышь! До чего же ты сильная! Ты прогрызаешь стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А мышь ему отвечает:

— Куда как сильная! Вон как кошка меня сжирает.

— Ой, кошка! До чего же ты сильная! Ты сжираешь мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А кошка ему отвечает:

— Куда как сильная! Вон как пес меня кусает.

— Ой, пес! До чего же ты сильный! Ты кусаешь кошку, которая сжирает мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А пес ей отвечает:

— Куда как сильный! Вон как палка с меня шкуру спускает.

— Ой, палка! До чего же ты сильная! Ты спускаешь шкуру с пса, который кусает кошку, которая сжирает мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А палка ему отвечает:

— Куда как сильная! Вон как огонь меня сжигает!

— Ой, огонь! До чего же ты сильный! Ты сжигаешь палку, которая спускает шкуру с пса, который кусает кошку, которая сжирает мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А огонь ему отвечает:

— Куда как сильный! Вон как вода меня гасит.

— Ой, вода! До чего же ты сильная! Ты гасишь огонь, который сжигает палку, которая спускает шкуру с пса, который кусает кошку, которая сжирает мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.

А вода ему отвечает:

— Куда как сильная! Вон как бык меня выпивает.

— Ой, бык! До чего же ты сильный! Ты выпиваешь воду, которая гасит огонь, который сжигает палку, которая спускает шкуру с пса, который кусает кошку, которая сжирает мышь, которая прогрызает стену, которая застит путь солнцу, которое истончает снег, который вон как уцепил меня за ногу — не отцепишь.