Немного сгодя, объявляя самый старший змей, што моево брата сгубили, теперь я рассердилси, переем все царсво. Вот топерь везите самую старшую дочку мне на съеде́нью. Свезли старшую дочь к изморью. Потом пошел Горошинка зашшыту дать. Выходи змей с воде. „А вот, говорит, теперь-то так: возили по о́нному, а топерь стали по́-двою“. Объясняе ему речь Горошинка: „Онным наи́сьси“. — „Ах, малый въюнош, ты ищи [-еще] проти меня разговариваешь“. Ничево не говоря после этово, этот змей ударил Горошину, ранил в праву руку, потекла кров. В тот момент подскочила царевна, руку перевязала. Он как вдарил змея. Отсек ему руку. Ну, вот потом начинае змей сердиться. Змей ударил Горошинку, лютый змей, просек ему шшоку́. Потом Горошинка нанес ему удар. Свалилось ево четыре головы. Потом змей лютый начинае говорить: „Не ты ль мово брата сгубил?“ Горошинка и говорить: „В драке опросов нет. Хто ково нагне, тот тово и бье“. Потом Горошинка нанес ему удар. Свалилось в ево четыре головы. Потом он Горошинке нанес вудар, просек грудь. Потом он и начинае говорить: „Ха, змей лютый, говорить, ты проти меня еще все схватываесся“. Потом Горошинка нанес ему удар еще, срубил все руки (!) ему. Потом змей лютый начинае умолять ему: „Прости ты меня, что я проти тебя стал воружаться. Я не знал, что ты есь на свете Горошина. Если б я знал, я бы с моря не пошел. Отстав мою жизень топерь, больше не руби. Я теперь больше, с сех пор людей есь не буду“. Сжалился Горошинка, отпустил змея лютова.
Взял царевну, повез домой. Привез домой. Пошла с груди кров, вскочили эты царевны и заплакали. Подходя яво жана. „Милый мой муж, разбили тебя всево“. Взяли оммыли, позвали дохторей. Дохтора смазали лекарством. Горошинка переправился. Вси царства стали бояться этово Горошинки. Вси стали дань платить Горошинке.
№ 24. АНТОН[5]
Жил дед да баба. Ен был вумный, а женку взял даркаватаю, а доц вышла эшшо дурнее. Вот она полезе молоть и все голося. Вот батька спрахывае, цаво она все голосе? Она отвецае, што выду замаж за́ реку, рожу Антона, поде к вам в гости и втоне.
Обдумался дед: брошу с этим дуракам жить, не найду ль умнее. Вот приходя в деревню, рубють избу́ и сталши тот на тот конец, на бервено, тот на другое, воткнули топоры, и растягивають лесинину — она коротка. Вот это вумный сказал: „Бросьте, не растягивайте лесинину, а отрежьте шматок да и наставьте“. Сказал и пошел эшшо умнее социть: и тут дараки!
Вот приходи: тут срублен дом. Вот бабы решотам носют. А он и спрахывает: „Чево вы носите решотам“. — „А, говорить, свету нет!“. У них вокны не прорезаны. Вот ён им и сказал: „Вы вот так прорежьте, осадите, рамы закажите, стеклы вставьте, у вас и будет свет. Ну, пойду эшшо умнее социть, не найду ль“.
Приходит в другую деревню. Ну, вот запрягает мужик лошадь. Лошадь около избы, а хомут около сарая. Он разгоняет, чтобы лошадь с разбегу в хомут попала. Ну, вот этот старик и сказал: „Што ж вы, дураки! Вы наденьте хомут — вот и все“. Поднес хомут, подвел лошадь к дрогам — все им показал. Бросил этых дураков, пошел еще умнее социть.
Ну, вот иде — стоить баня — на бане трава. Она не крыта, на ей выросши трава уже. Вот мужик тяне корову туды траву есь, взялши за глотку, на веревку тяне. Вот он и сказал: „Бросьте, дураки, сорвите траву, скидайте корове вниз, она съись“. Плюнул, от этых дураков пошел. „Пойду умнее социть“.
Вот пошел, приходя — виде избушка, иде коло избе, в избе стуканье. Ну, вот разослан так портки, из пецки скакают — портки надевать. Вот вумный-то сказал: „А вы вот так: сперва одну ногу всуньте, потом другую наденьте, застенитесь и сидите“. Показал им, как следует быть. И пошел дальше от дураков — и тут дураки — все умнее со́ци.
Ну, вот приходи этто в избу — наварен кисель, на столе поставлен. Тут на столе почернуть, а под мост макать идут. А вот вумный и сказал: „А вы б на столе поставили и тут же и молоко. Ели бы кисель и макали бы“. Бросил он искать: нигде умных не нашел и пошел к своим дуракам.
№ 25. МОРОЗКО
Жил дед да баба. Вот перьвая жана померла, отсталась до́цка. Вот он ожанился на другой, взял с доцкуй. Ну, вот баба и взъелась на дедову дочку: „Дед, куда хочешь девай сваю доцку“. Дед повез ее в лес. Вот он там в лесу повеся ломи́нку, чтобы она стучала и дочка думала, что дед там; сказал ей: „Ты собирай хворостину, а я к тебе приеду“. Набрал хворосту и уехал домой, а дочку оставил в лесу. Ну, вот она собирала, а дед въехал, она искала-искала — батька нет, пошла по тропиноцке. Потемнело. Она пришла в избушку, в избушке там обноцело.