Потом сидят они на берегу и горюют. Нет у нас ни кошки, ни кольца. Потом лягушка вы́мырнула и говорит: „Об чем печалитесь?“ — „Вот, говорит, у нас кольцо в море кошка уронила — и мы ее ро́зорвали, и у нас нет никово: ни кошки, ни кольца.“ — „Я, говорит, вам кольцо подам, только оживите кошку“. Потом они сидят и думают: „Как нам ее оживить?“. Ни откудова прилетела птица и кра́дется к кошке. Собака притаилась и схватила эту птицу. А птица отвечает: „Не ешьте, говорит, мене́ [так]. Чаво вам надо я услужу“. — „Оживи, говорит, вот нам кошку“. И вот они ее пу́стили — и она им принесла живых капель.[36] И они ее [кошку] сбрызнули — и она стала живая. Тут лягушка вы́мырнула и подала им кольцо. И они кольцо схватили, и все вместе побежали.
Бежали-бежали и прибежали до тюрьмы, где их товарищ сидел. И вот думают: „Как нам ево бы оттуда вынуть?“ „Давайте, говорит, кольцом [т. е. попробуем воспользоваться кольцом]. Не поможет ли нам оно?“ Потом кошка взяла перевдела [кольцо] с ноги на ногу — и у тюрьме́ угол отвалился. Вышел их товарищ — и оне обрадовались и пошли с ним вместе домой. Подошли они к дому — все везде заковано. Он взял у них кольцо и перевдел с руки на руку — и все везде расковалось и растворилось. Взошли оне и начали жить. Пожили немного — ему звери и говорят: „Женись, наш хозяин, бери бедненькую, не бери купцову дочь, и будешь с ней жить и ее собирать и добра будешь с ней наживать“.
№ 55. ПРО РАЗБОЙНИКОВ
Жил купец с женой, и у них была одна девчонка, и у них был дом двухота́жний. И у них собрались отец с матерью на ярманку. И вот они говорят: „Ну, доченька, оставайся дома, ежели забоисься, подружек скричи“. И говорит: „С ними ночуй, ежели одна забоисься“.
Потом приходит вечер. Она пошла за подружками, и к ней они посули́лись придти. Пришли к ней: кто шить, кто чулочки вязать — все с делами. Потом у одной подружке пал наперсток в подпол. Потом они искали-искали, ево не нашли. Потом сама хозяйка-девчонка стала искать. Потом ей в какую-то шшель подают наперсток на кинжале. Она взяла и отдала подружке. Она сама все дело сметила, а подружкам не сказала, што оне напугаются. Испугаются и уйдут домой. Немного времени они посидели — и она им говорит: „Пойдемте, говорит, спать“. Оне согласилесь и пошли на верхний этаж. Послала им постельку и всех уложила. „Вы, говорит, спите, я, говорит, лягу одна“.
Она их обманула, а сама села на золотой чердак [!].[37] Потом она сидит и слышит — выло́мывают потолок. Выломали потолок и спустили лестницу, и один разбойник стал слезать, и слез он и вынул из кармана черную руку́, и он обвел этой рукой всех подружков. И вот положил эту руку на стол, а эти подружки не дыша́т. Потом он полез в шкап, вынул оттудова много денег золотых, стал ломать сундуки, из сундуков все деньги, все серебро и золото вынул, и взял много хорошей одежи, и опять полез по лестнице туды, на по́длавку. Потом и думат: „Эх, я вылез и потолок заклал, а руку забыл на столе“. Потом опять вынул две доски и стал лестницу спущать. Она слезла с чердака и взяла саблю. Он лестницу спустит — она срубет. Изрубила всю лестницу — и стало ему слезать негде. Потом он и говорит: „Подай мне руку“. А она и говорит: „Оживи моих подружков, тогда подам“. Он и говорит: „Я, говорит, вертел эдак, а ты верти назы́врать три раза“. Она вернула три раза, и подружки все вздохнули. Она стала ему подавать руку. Она подает ему, он свесился — и она ему голову саблей срубила. Потом она руку туды кинула, а голову свалила в подпол.
Он был не один. Там туловище его взяли и уехали. Она начала в избе кровь притирать. Везде все убрала, и подружки встале — вроде будто не было ничево. Оне ушли домой, а она стала ждать свово отца с матерью. Приехали — отец с ярманки. Оне ее спрашивают: „Как у те, доченька, ночь прошла?“ — „Ночь моя прошла плохо, что были разбойники — все золото у нас выгребли, и я одному разбойнику срубила голову, и голова ево в подполе. И оне эту голову выкинули“. — „Ну, говорят, ладно, золото, живы будем, наживем — лишь бы ты осталась жива“.
Терез несколько время приехали ее разбойники сватать. Она и говорит: „Вот, дорогой папаша. Самые эти приежжали нас грабеть“. Отец закричал: „Ну, что ты, глупая! Это самы мои прежние приятели“. Привезли ей хорошева жениха и наряду. Она не шла, но все-таки ее отец отдал. Потом ее нарядили и увезли. Увезли ее и там над ней озорова́ли.[38]
Потом ее поставили топить баню. Привезли ей дров много. Вот она сидит в бане. Идет старая старушка и отвечает: „Что ты, дорогая, топишь про свою смерть?“ — „А как же мне, бабушка, от нее избавиться?“ Говорит: „Давай твое обручальное колечко мне на ру́ку“. Она отдала, а ей старушка сказала: „Плюнь три слюньки и беги по этой дорожке“. И она побежала. Пришли разбойники в баню и спрашивут [спрашивают]: „Топешь?“ Слюнька сказала: „Топлю“ — и пропала. Потом бежит другой разбойник, спрашиват: „Скоро стопишь?“ — Сейчас истоплю!“ — тоже слюнька пропала. Бежит третий разбойник, говорит: „Топешь?“ — „Истопила!“ Отворил он дверь. Ее тут нету. Потом он прибёг домой, говорит: „Запрягайте лошадей в пого́не [т.е. в погони] и гони́те за ней. Ее в бане нет“. Оне запрягли и погнали.
36
В 1-м варианте говорила, что птица привела их к своему гнезду, где были ее дети: она заложила им детей. Тогда они отпустили ее лететь.
37
Объяснить значение этого „золотого чердака“ не может. Говорит только, что это „место, недоступное никому, из которого все видно“.