То подбегал главный евнух, ударялся изо всех сил об землю и говорил:
- Повелитель рек, морей и гор! Только что привезли новую невольницу! Такой красоты я еще никогда не видал. Цветок, только что сорванный цветок. Мгновение ока жаль потерять, не видя ее. Пойди и только взгляни.
И прогулка отменялась.
Когда же, однако, исполнилось 242 луны счастливого царствования и настала 243, - богдыхан Сан-Ян-Ки сказал:
- Ну, нет! Довольно! я знаю, чьи это штуки! Это все мудрит Джар-Фу-Цян. Но теперь пусть себе хоть лопнет, а я увижу Пекин!
Он подкупил преданных ему слуг и сказал:
- Бейте в большой гонг, звоном которого извещают о смерти богдыхана. Вопите как можно громче. Кричите: богдыхан умер! Рвите на себе одежды, царапайте себе лица, - вам будет заплачено за все.
И он лег на высокое ложе, которое приготовили, по его приказанию, преданные слуги. Так и было сделано, как он велел.
Слуги ударили в большой гонг и объявили сбежавшимся бледным как смерть придворным:
- Свет солнца померк. Радость вселенной превратилась в печаль: наш премудрый богдыхан сидел за обедом, ел, ел и умер!
Дворец наполнился плачем и интригами. Первый и полномочный министр Джар-Фу-Цян ползал по земле около преемника и говорил:
- Я посвящу тебя, сын неба, во все тонкости управления страной. Доверься мне.
По обычаю, первым долгом, торжественно опорожнили "корзину желаний", стоявшую около императорского трона. В ней, впрочем, была только одна бумажка, и на ней было написано только одно желание почившего богдыхана:
"Желаю, чтоб меня похоронили на том же ложе, на котором я буду лежать во дворце, - и пусть никто не осмеливается не только до меня дотрагиваться, но и близко ко мне подходить". Желание почившего богдыхана священно и было исполнено. Его несли на императорское кладбище на том же ложе, высоко поднятом над толпой, на котором он лежал во дворце. Шествие было пышное и блестящее. Все были в белом. Улицы Пекина были полны народом, который сбежался посмотреть на богдыхана, хоть на мертвого.
Жрецы пели, придворные рыдали, народ делал свои замечания, а богдыхан лежал на своем возвышенном ложе и, приоткрыв один глаз, смотрел на Пекин.
"Ну, и свиньи же китайцы! - думал он, лежа и глядя. - Как они могут жить под такими дырявыми крышами? Хоть бы были еще при этом тепло одеты на случай дождя, а то ходят рваные и драные. Послушать, однако, что такое они вопят?"
И, насмотревшись, он принялся слушать.
А пекинцы вопили:
- Ага! Дворцовая лисица, Джар-Фу-Цян, конец пришел твоим грабежам и разбоям! Как новый- огдыхан прикажет отрубить тебе голову, иди на тот свет без головы! А мы-то уж на нее поплюем, как выставят ее на всеобщее посрамление! Не будешь больше нас раздевать догола!
- Эге! Вот они почему такие! - сказал себе богдыхан. - Погоди же!
Шествие, между тем, приблизилось к императорскому кладбищу. Народ удалили, и около могилы стали одни придворные.
- Ха, ха, ха! - расхохотался богдыхан, поднимаясь на ложе. Ловкую штуку я с вами сшутил? А? Ну, Джар-Фу-Цян, не случилось никакого урагана во время моей прогулки по Пекину?
Все стояли бледные, а Джар-Фу-Цян бледнее всех. Все дрожали, а Джар-Фу-Цян сильнее всех. - Что ж ты хочешь теперь делать? - спросил он. - Первым долгом, - отвечал богдыхан, - вернуться во дворец и сесть снова на трон, а дальше уж видно будет! Джар-Фу-Цян беспомощно оглянулся на придворных. - Это невозможно! - воскликнул, выступая вперед, придворный историк. - Мы должны жить согласно обычаям предков. А такого примера в истории не было, чтобы богдыхан умер и опять ожил. Это неслыханно. Это грозит страшными бедствиями и огромными волнениями среди народа! Это грозит гибелью Китаю, прямо надо сказать!
- Это невозможно! - воскликнул и верховный церемониймейстер. Все дело в этикете. А это нарушение всякого этикета. Все сделано. Похороны состоялись. И главное, - корзина желаний открыта, а она, по этикету, открывается только после смерти богдыхана. Значит, ты помер, раз корзина открыта. Да и этикета такого нет, - для возвращения богдыхана с кладбища на трон. Кто же в стране будет исполнять наши священные законы, если мы сами первые не соблюдаем этикета! Это прямо грозит гибелью Китаю!
- Конечно, гибелью и ничем больше! - воскликнул и великий жрец. Это противоречит всем святым установлениям нашей небесной религии. Сказано: раз богдыхан умер, - он становится богом. А бог не может быть богдыханом. Богдыхан должен быть смертным, он должен править страной, боясь небесного гнева. А бог - чего он будет бояться? Где же уверенность в его правоте? Это грозит всеобщим недовольством, смутами. Нарушение постановлений религии. Гибель, гибель Китаю!
Богдыхан посмотрел грустно-грустно кругом.
- Ну, что же! - сказал он. - Раз, действительно, это грозит такими бедствиями стране, - делать нечего! Закапывайте. Я не хочу гибели Китая.
- Не следовало делать этой прогулки, радость вселенной! Я всегда говорил, что она принесет тебе несчастье! - сказал Джар-Фу-Цян, кидая первый лопату земли.
За такую прозорливость преемник Сан-Ян-Ки оставил Джар-Фу-Цяна первым министром и дал ему еще больше полномочий.
А Джар-Фу-Цян первое, что сделал, - отрубил головы придворному историку, первому церемониймейстеру и верховному жрецу:
- Уж очень они хитры!
ДОБРЫЙ БОГДЫХАН
Богдыхан Фан-Джин-Дзян, прозванный историками Мун-Су, - что значит "отец народа", - был добрым богдыханом и заботливым о народе.Когда до него доходили слухи, что где-нибудь вице-король обижает подданных, он сейчас же призывал вице-короля и приказывал палачам:
- А ну-ка, снимите с этого молодца голову. Надеюсь, что его узнают на том свете и без головы, по одним его пакостям.И сейчас же назначал, вместо казненного, другого вице-короля, самого лучшего, какого ему советовали советники и министры. Он сам всегда читал все донесения вице-королей. В донесениях писалось, что Китай благоденствует, как еще не запомнит история, - солнце светит удивительно исправно, дожди идут в свое время, и жители не знают, что им делать с рисом. Богдыхан читал все это и думал:
- А не врут ли?
И вот пришла ему в голову мысль.
В назначенный день приказал он собраться во дворец всем своим министрам, советникам и царедворцам, сел на трон и объявил: