- Да, но ты можешь забыться, пойдешь прямо, и тебя сразу узнают по походке, сын неба! - заметил третий друг детства.
- В таком случае, отколотите меня бамбуками по пяткам, - вот и все! - воскликнул Юн-Хо-Зан.
Друзья пришли в невероятное смущение и повалились на землю.
Богдыхана?!
- "Никакая цена не высока для мудреца, желающего приобрести истину", - говорит Конфуций. Нечего валяться на полу. Вставайте-ка, да принимайтесь за дело! - весело воскликнул Юн-Хо-Зан. - Посмотрим, что это за удовольствие!
Послушные воле богдыхана, друзья детства тут же отсчитали Юн-Хо-Зану 100 ударов по пяткам, быть может, даже с несколько излишним усердием. По крайней мере, Юн-Хо-Зан, встав после этого на цыпочки, сказал:
- Однако! Как, должно быть, вам было больно, когда вас наказывали за меня!
Впрочем, он сейчас же поборол боль и приказал:
- Теперь подайте мне простое, скромное, но приличное платье и положите мне немного денег в карманы.
И когда переодеванье было окончено, Юн-Хо-Зан весело сказал:
- Теперь богдыхана Юн-Хо-Зана на три года не существует. Есть простой молодой китаец Юн-Хо, только что окончивший курс Конфуциевых наук и уже получивший бамбуками по пяткам. До радостного свидания, друзья мои! На три года!
И весело, на цыпочках, вышел из дворца. Ранним утром, свежим и радостным, входил Юн-Хо-Зан в один из своих городов.
Город был маленький, а при входе в него, с обеих сторон заставы, стояли два огромных-огромных здания за высокими-высокими заборами.
- Что это такое? - спросил Юн-Хо-Зан, указывая на здание направо.
- Тюрьма! - отвечали ему. - А это?
- Здесь сидят лишившиеся рассудка.
- Такой маленький городок, и такие большие тюрьма и сумасшедший дом! - рассмеялся Юн-Хо-Зан. - Этот город напоминает горбуна, у которого горб больше его самого!
- Таковы все города в нашей стране. Все так построены! - отвечали прохожие.
- Ну, с сумасшедшими мне делать нечего! - сказал себе Юн-Хо-Зан. - А тюрьму посмотрим, - какие-такие пороки в этом городе, что потребовалась такая тюрьма, в которую можно посадить его весь?
Он отправился к мандарину, смотрителю тюрьмы, и сказал:
- Прости, что утруждаю твою милость. Но Конфуций приказал: "Встретив богача, не проси у него денег, - но встретив мудрого, непременно попроси у него слова".
Мандарину понравились эти слова, и он сказал:
- Судя по всему, ты человек неглупый и ученый. С тобой беседовать стоит. Спрашивай.
- Я чужестранец! - с поклоном сказал Юн-Хо-Зан. - И мне бы хотелось знать, какими пороками отличается этот маленький город, если потребовалась такая огромная тюрьма? За что сидит, например, вот этот?
Он указал на одного узника.
- Этот? Он убил своего отца! - отвечал мандарин.
- А! Такого человека следует держать в тюрьме! - сказал Юн-Хо-Зан. - А этот?
- Этот по злобе поджег дом своего соседа.
- Тоже поделом. А этот?
- Этот резал и грабил людей по большим дорогам.
- Отлично сделали, что посадили. А этот?
- У этого нет косы.
- Косы?
- Косы! Он говорит, что у него кто-то отрезал ее у сонного, в насмешку или из злобы.
- Но он совершил что-нибудь преступное?
- Ничего, кроме того, что у него косы нет.
- Дурное?
- Ничего дурного за ним не знаем. Косы нет, - говорю тебе: кажется, ученый человек, а приходится одно и то же повторять десять раз!
- Прости меня. Но, может быть, этот человек добродетельный?
- Может быть. Почем знать! Но у него нет косы, его стража и забрала. Я держу его, брею ему голову, по утрам бью бамбуками по пяткам, - и буду так делать, пока у него не вырастет коса!
- Как же у него может вырасти коса, когда ты бреешь ему голову? в величайшем изумлении воскликнул Юн-Хо-Зан.
- Я действую на основании законов! - строго и с достоинством отвечал мандарин. - Статья двенадцать миллионов четыреста семьдесят восемь тысяч двести тридцать девять говорит: "Каждый китаец должен иметь косу", а статья двадцать семь миллионов восемьсот тридцать четыре тысячи триста семьдесят пять говорит: "Каждому сидящему в тюрьме надо брить голову". Я и соблюдаю законы... Да ты уж не собираешься ли рассуждать о законах? Так вот что я тебе скажу, молодой ты еще человек! Судя по твоей походке, ты, кажется, изведал уже, что такое бамбуки. Смотри, чтоб не пришлось тебе отведать этого еще раз. Благодари еще богов, что у тебя есть коса! Ступай-ка отсюда, да когда пройдешь город, посмотри направо; там растет отличная бамбуковая роща. Посмотри на нее попристальнее! Ничто так не полезно молодому человеку, как созерцание бамбуковых рощ.
Юн-Хо-Зан поспешил откланяться и ушел. "Гм! - думал он. - Если так поступают: голову бреют и ждут, пока коса не вырастет, - я понимаю, что при таких порядках многие сходят с ума, и для чего потребовался такой большой сумасшедший дом!" И он зашагал по городу, думая:
"Как бы довести до всеобщего сведения о несообразностях, творящихся в тюрьме? Узнают и, конечно, прекратят".
Во время таких дум взор его упал на вывеску, на которой большими черными знаками было начертано:
"Летопись современных дел. Пишется лучшими летописцами и рассылается каждый день всем желающим за недорогую плату".
- Это достойно быть занесенным в летопись, - сказал себе Юн-Хо-Зан и зашел в дом, на котором красовалась такая вывеска.
Его встретил весь перепачканный в туши главный летописец, ласково приветствовал, усадил, угостил чаем и сказал:
- Да будет благословен день, в который ты зашел в нашу хижину, молодой человек! Я сразу полюбил тебя, как сына моего отца. Что угодно будет приказать тебе? Ты хочешь, вероятно, чтоб мы присылали тебе каждый день наши летописи? Благая мысль. Нам кстати нужны деньги, и мы возьмем с тебя недорого!
- Благодарю тебя за чай и за ласку! - отвечал, вставая пред ним, Юн-Хо-Зан. - Но я чужестранец, в городе не остаюсь и летописи мне получать некуда. Я пришел с другой целью. Я сам человек ученый, знаю шестьдесят шесть тысяч знаков и могу написать тушью на бумаге все, что думаю. Я хочу написать в вашу летопись сам интересную страницу, чтоб, прочитав, все знали, а узнавши, прекратили пагубное недоразумение.
Испачканный тушью человек, после таких слов, стал менее ласков, но все же, соблюдая вежливость, сказал:
- Сядь снова и скажи!