Выбрать главу

— Молодец, молодец! — закричали все.

Так Наджма выполнил первый урок.

Тогда ему задали второй. Собрали толпу девушек, все они накинули на себя белые платки, а у царевны на голове бархатная шапочка. И опять попросили Наджму сказать стихи — а у него по-прежнему повязка на глазах. И Наджма сказал:

Шапочку из бархата девушка надела, Тысяча других — в простых платочках белых. Я и среди тысячи любимую узнаю: Та из них, что в шапочке и чье так стройно тело.

И снова все закричали: «Молодец, молодец!» — и захлопали ладоши.

И тогда царь задал ему третий урок.

Привели верблюда и надели на него железный ошейник. А Наджме дали в руки деревянный меч и говорят:

— Руби этому верблюду голову!

А глаза у Наджмы по-прежнему завязаны.

Наджма потрогал меч — а он деревянный. «О боже, — взмолился он, — это же деревянный меч, что им можно разрубить?! Был бы у меня в руке Зульфикар — другое дело».

И тут услышал он голос Али:

— Руби!

Ударил деревянным мечом и отрубил верблюду голову. Оттащили верблюда, смотрят, а деревянный меч на четыре пальца вошел в землю.

И тут Наджма сказал так:

Наджма, как роза без шипов, как лучшая из алых роз! Наджма, как молодой побег, что спелые плоды принес! Наджма, как храбрый барс в горах, как легкая степная лань! Дела Наджмы у всех поток восторженных исторгли слез!

И царь выдал свою дочь за Наджму и дал за ней богатое приданое.

Семь суток били в барабаны, стучали в бубны — играли свадьбу.

Ну, пусть себе Наджма наслаждается, а ты послушай об отце Наджмы.

Отец Наджмы Мир Наджмаддин нагрузил лошадь всяким добром и скитается из города в город, расспрашивает всех о Наджме. И всякому, кто ему хоть что-нибудь скажет, уделяет немного из своего добра.

Шел он, шел и подошел к Лару.

Смотрит: а там какой-то пастух пасет коров. Подошел к пастуху, поздоровался с ним, услышал ответ, потом говорит.

— Эй, пастух!

— Ну что? — спрашивает тот.

— Нет ли у вас в городе человека по имени Наджма?

— Есть, — отвечает тот. — Человек по имени Наджма был у нас в тюрьме, перенес много всяких невзгод, а потом царь выдал за него свою дочь и семь дней, семь ночей они играли свадьбу.

Ну, Мир Наджмаддин одарил пастуха тем, что у него осталось, отдал ему лошадь, а сам взял его одежду и, опираясь на посох, двинулся в сторону Лара.

Расспрашивал там, здесь, искал, наконец пришел под стены дворца, где поселился Наджма с царской дочерью. Стал стонать, восклицать:

— Ради бога, ради бога!

Девушка говорит:

— Я пойду подам нищему.

А Наджма говорит:

— Нет, я подам.

Заспорили они, пока девушка не одержала верх. Взяла лепешку и вышла под стены дворца. Тут Мир Наджмаддин сказал так:

Вечернею порой иду за подаяньем, Иду под стены замка со стенаньем. И если ломоть хлеба нищему ты дашь — Доволен будет бог твоим деяньем.

А девушка подала ему лепешку и говорит:

Остер ты на язык и дерзок — вижу я. Скажи-ка мне, дервиш, где родина твоя? Того огня, что в доме ярко светит, Никто, когда есть солнце, не заметит!

А Мир Наджмаддин ответил ей:

Мир Наджмаддин я, курдов предводитель, Я курд, а не таджик[38]. Не пахарь, а воитель. И хоть одет я как простой пастух — Известен всем воинственный мой дух.

Сказал он его, Наджма услышал, выбежал из дому и бросился в ноги отцу. Потом позвал отца в дом и спрашивает:

— Отец, как это все произошло, что с тобою?

Тот говорит:

— Сынок, когда я выходил из дому, я нагрузил лошадь всяким добром и раздавал это добро всем, кто хоть что-нибудь слышал о тебе. И вот наконец один пастух возле этого города сказал мне, где ты, и я отдал ему все — и лошадь, и добро, — а сам надел его одежду и пришел сюда.

Ну, тут сразу отца отправили в баню, надели на него очень хорошие царские одежды и угощали как самого дорогого гостя. А когда наступило утро, Мир Наджмаддин по ширазской дороге поехал в город.

И царю Лара сообщили, что Мир Наджмаддин, предводитель курдов, отец Наджмы, сегодня въезжает в Лар. Царь встретил Мир Наджмаддина у городских ворот, оказал ему всяческие почести, ввел в Лар. Вошли они в Лар и в царском дворце начали пировать, пить вино, а выпив вина, беседовать о том и об этом.

вернуться

38

Слово «таджик» могло обозначать не только название народности, но и оседлое земледельческое население, говорящее на иранском языке, в отличие от кочевого. Здесь подразумевается оседлое земледельческое население Фарса.