Почтенный Буи, услыхав звонкие рифмы стихов, был тронут их задушевностью и замер от восторга. Он похвалил Чанга и приказал позвать прекрасную Фан Кхань, чтобы она записала эти стихи, — Буи намеревался выучить их наизусть. Когда девушка вошла в комнату, Тюнг Ньи пришел в неописуемое волнение и смотрел на нее, не отрывая взгляда, не смея даже моргнуть.
Фан Кхань записала стихи, а затем, по просьбе отца, прочитала стихотворение своего сочинения, которое было во всех отношениях превосходным. Видя столь замечательное сходство талантов у молодых людей, Буи вознамерился устроить их брак. Он стал расспрашивать Тюнг Ньи о его жизни, о планах на будущее, и юноша сообщил почтенному вельможе, что он происходит из древнего рода и что сейчас направляется в столицу на царский экзамен, где надеется завоевать ученую степень чанга. Тогда Буи вспомнил о сне, виденном сегодня ночью, отбросил всякие сомнения и спросил своего гостя:
— Фан Кхань — моя единственная дочь, услада моей старости. Я хочу выдать ее замуж и быть уверенным, что она будет счастлива. Твои достоинства располагают меня в твою пользу, согласен ли ты взять ее в жены?
Чанг скромно ответил:
— О почтенный и знатный хозяин, ты богатый вельможа и знаменитый полководец, я же пока только простой и бедный странник. Я был бы счастлив немедленно принять твое предложение, но я должен просить тебя повременить с браком некоторое время. В ближайшем будущем я получу первую награду на царских экзаменах, и мне будет присвоена степень чанга. После этого я готов стать мужем прекрасной Фан Кхань, и тогда брак наш будет достойным и счастливым.
Буи, восторженно внимавший мудрым словам Чанга, кивнул головой в знак согласия. А Фан Кхань, зардевшись от смущения, сказала:
— Я готова ждать тебя: месяц пролетит за месяцем, много лун переменится, но сердце мое останется неизменным! Я знаю, что ты вернешься, увенчанный славой…
И трое собеседников с сердцами, переполненными отрадой, долго еще наслаждались ароматными кушаньями и мудрыми речами. Потом Тюнг Ньи отвели в комнату, предназначенную для отдыха гостей. Осмотревшись, он заметил пять иероглифов, начертанных на стене, все вместе они составляли слово «Фан», которое значит «пудра» или «мел», и одновременно были именем прекрасной дочери хозяина дворца. Прочитать все эти иероглифы мог только человек, обладающий глубокими познаниями, которыми, разумеется, не обладал наш Чанг. Но последний из пяти иероглифов произносился так же, как и все слово, и Чанг, случайно поняв только этот иероглиф, уверовал, что перед ним начертано имя его невесты, поэтому, взяв в руки кисть, он приподнялся на цыпочках и прибавил к этим иероглифам свое имя, бывшее, кстати, единственным словом, которое он мог написать без ошибки.
Почтенный Буи в свое время дал обещание, что тот, кто прочитает пять иероглифов, начертанных на стене, может быть мужем его дочери. Поэтому когда прекрасная Фан Кхань вошла утром в комнату и увидела приписку Тюнг Ньи, радость переполнила ее сердце. Она побежала к отцу и сообщила ему, насколько мудрость Тюнг Ньи превосходит ее ум. Но почтенный вельможа ничуть не удивился, ибо он был убежден в том, что его будущий зять — самый мудрый человек на свете.
Буи устроил торжественные проводы Тюнг Ньи. Они посетили храм на озере Полной Луны, где вознесли молитвы богам Неба и Земли, а потом Фан Кхань подала своему жениху на золотом подносе посвященные ему стихи. Буи просил Чанга принять деньги и драгоценности, чтобы он мог достойным образом содержать себя в столице. Тюнг Ньи взял деньги и стихи и, простившись с почтенным вельможей и его дочерью, зашагал по дороге. Через некоторое время Чанг развернул свиток и прочитал следующее:
Чангу очень понравились эти стихи, и он принялся твердить их и быстро запомнил наизусть. Увлекшись, он Нечаянно сошел с дороги и забрел в неведомое пустынное место. Перед ним возвышался обширный и прекрасный старинный храм, кругом не было ни души. Чанг с тревогой осматривался вокруг. Вдруг он заметил почтенного старца, который отдыхал в тени большого дерева, видимо утомленный длинной дорогой. Тюнг Ньи подошел к нему и, почтительно поклонившись, спросил, не может ли старец указать ему дорогу в столицу.