Вор же находился среди телохранителей вельможи. Когда он услыхал о прибытии прорицателя, сердце его преисполнилось ужасом. Ночью он тихонько подкрался к дверям комнаты, которая была отведена Чангу, и стал подслушивать. Тюнг Ньи возлежал на мягких подушках, и душа его была полна смятения, ибо он не мог представить себе, как найти вора, и страшился гнева вельможи. Чтобы как-нибудь отвлечься от мрачных мыслей, Чанг взял в руки книгу «Там-ты-кинь» и стал перелистывать ее. В этой книге Чанг мог понять каждое слово, потому что он в свое время прочитал ее с учителем от начала до конца. Некоторые запомнившиеся ему фразы он повторял вслух. Как раз в тот момент, когда вор подкрался к дверям, Чанг прочитал следующее:
А вор, имя которого было Ты, услыхав свое имя, затрясся от страха, он решил, что Чангу уже все известно.
Вор открыл дверь и на коленях вполз в комнату. Сложив руки, как во время богослужения, он стал кланяться, умоляя Тюнг Ньи не выдавать его вельможе. Чанг, сам удивленный не меньше вора, тут же принял грозный вид и строго спросил:
— Это ты, недостойный, украл «Коня, пролетающего десять тысяч ли», я мог бы погубить тебя, но я буду милостив, если ты укажешь мне место, где спрятал его. Тогда я не выдам тебя вельможе.
Вор, который уже видел себя с веревкой на шее, сказал, где он укрывает коня, и еще сознался, что там же хранятся и прежде похищенные им вещи — золото, серебро и драгоценности.
На следующий день Тюнг Ньи сотворил молитву и заклинания, после чего голосом, полным таинственности, назвал место, указанное ему вором, и сказал, обращаясь к вельможе:
— Там отыщешь ты не только своего «Коня, пролетающего десять тысяч ли», но другие сокровища, которые Нгаук Хоанг посылает тебе по моей просьбе, чтобы вознаградить за перенесенные тобой волнения…
Вельможа тотчас приказал преданным слугам отправиться в это место, и вскоре они привели «Коня, пролетающего десять тысяч ли», а на спине его было навьючено много драгоценных жемчужин, золота и серебра. Радость вельможи не имела пределов, и он отдал Тюнг Ньи значительную часть сокровищ, чтобы вознаградить его за удачное предсказание, да, кроме того, вельможа ничуть не сомневался, что эти сокровища Тюнг Ньи выпросил именно для него у владыки небес. Люди с этих пор стали называть Тюнг Ньи не иначе, как «Чанг-пророк».
Однажды в царском дворце случился большой переполох: царевна потеряла два жемчужных ожерелья. Эти ожерелья стали собственностью царя Нян Тона после того, как он покорил страну Тхюи-Са. Царь Тхюи-Са, став вассалом Нян Тона, поднес эти ожерелья победителю. Они были особенно драгоценны тем, что не тонули в воде и не горели в огне. Царь Нян Тон, видя красоту и ценность этих ожерелий, подарил их царевне, чтобы прекрасная дочь царя была в них еще очаровательней. Когда жемчуга исчезли, во дворце предприняли самые строгие и тщательные розыски, но ожерелья так и не нашлись.
Молва о Чанге-пророке дошла и до принцессы, и она послала своих слуг привести его во дворец. Чанг, разумеется, не посмел отказаться, хотя повеление царевны и привело его в крайнее замешательство. Он сказал принцессе, что нет такой тайны, которую он не мог бы раскрыть, но что это дело чрезвычайно трудное и сложное.
Затем Тюнг Ньи заявил, что нужно построить высокую башню, с которой он в течение пятнадцати дней будет наблюдать звезды, после чего, смотря по тому, как будут стоять светила, он определит, где находятся ожерелья.
Конечно, Чанг и не думал прочитать тайну пропажи ожерелий в небесных сферах, он просто надеялся за это время что-нибудь придумать.
Царевна приказала возвести высокую башню и назначила двух стражей охранять покой и ученые занятия Чанга. Эту последнюю милость царевны Тюнг Ньи встретил без особого восторга.
Прошло десять дней, Чанг горестно вздыхал с утра и до вечера, но ни на шаг не приблизился к разгадке тайны. Страшась царского гнева, он решил, что если ему не удастся найти ожерелья, то он бросится вниз с башни. До поздней ночи сон не шел к Чангу, он сидел на подушках и, обмахиваясь веером, думал и думал, но ничего не мог придумать. На одиннадцатую ночь Чанг, утомленный бесплодными усилиями, отбросил прочь веер и, горько смеясь над глупым положением, в которое попал, произнес вслух пришедшие ему на ум слова: