— Мити! Ношу принимай!
Мити выскочила наверх:
— Ой, Кутх, где же это ты мяса добыл?
— Не болтай слишком много, — говорит ей Кутх. — Давай-ка, чего-нибудь вкусненького сготовь! А ты, Мечхч, никуда не уходи, живи у меня как мой сын.
196. Ивликелхен
Рассказала В. И. Пономарева (см. прим. к № 166), зап. и пер. А. П. Володин. Публикуется впервые.
Распространенная у народностей Чукотки и Камчатки сказка о вредоносном существе, пожирающем все живое. В ительменском фольклоре — это Ивликелхен («Длинный злой старичок») (в № 179 — Кутх), в чукотском — кэле, в эскимосском — великанша Майырахпак и т. д. Следует отметить, что чудовище, пожирающее детенышей, в сказках народностей указанного региона изображается в образе женского существа, поэтому представление Ивликелхена в одноименной сказке как мужского персонажа является, по-видимому, результатом изменения сюжета у современных ительменов, замены женского персонажа мужским. Вариант сказки, где вместо Ивликелхена выступает Кутх, представляется, по-видимому, вторичным и наиболее поздним, когда мифический творец ворон Кутх снижается до отрицательного персонажа.
Жил-был Ивликелхен в своей юрточке. Вдруг пришла к нему сука:
— Здорово, дедушка!
— Здорово, сука!
— Я к тебе ночевать пришла.
— Ну и ночуй!
А про себя Ивликелхен говорит: «Все равно тебя съем». Вслух сказал:
— Ты, сука, в той стороне ложись, а я — в этой.
Сука говорит:
— Дедушка, расскажи сказку!
— Расскажу, ты только слушай.
Начал Ивликелхен рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много мозгу костного, пусть растет, подрастает, будет еще больше.
А сука лежит и угол подкапывает, дырку наружу хочет сделать.
— Сука! Ты чего чешешься?
— Я под мышками чешу. Ты, дедушка, рассказывай, я тебя хорошо слушаю. Уже спать хочу.
Ивликелхен снова начал рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много почек, печени, пусть растет, подрастает, будет еще больше… Сука! Ты что там чешешься?
А сука дырку почти прокопала. Отвечает:
— Я, дедушка, промеж ног чешу. Ты рассказывай себе. У меня уже один глазок уснул. Еще расскажи — совсем засну.
Ивликелхен сразу начал рассказывать:
— Туша, туша, целая, целая, много мозгу костного, горлышко нежное, ушки сладкие, пусть растет, хорошо расти, досыта тобой наемся… Сука!
Нет ответа.
— Уже заснула. Ох и превкусно я сейчас поем!
Встал Ивликелхен, начал суку искать, нашел дырку, через которую сука убежала. Ивликелхен рассердился:
— Ах ты, сука, сука, все равно я тебя догоню! Так и съем живьем!
Погнался он за ней. Бежит сука и вдруг видит птичку. Поймала она ее и в кухлянку завернула. Тут же сразу и конуру сделала. Сама уселась, качает птичку, как будто это ее ребенок.
Ивликелхен пришел, спрашивает:
— Ты суку не видала?
— Мой ребенок сильно болеет, кого мне видеть? Дедушка, ты у меня здесь переночуй.
— Ладно, переночую.
Тогда сука и говорит:
— Ты ложись спать, я с ребеночком буду сидеть, он по ночам все плачет.
А сама думает, как бы ей убежать. Настала ночь. Окликнула она Ивликелхена:
— Дедушка, ты спишь?
Не отвечает, заснул.
Сука нашла где-то равдугу и всю исколола, как будто звездочки сделала. Надела Ивликелхену на лицо: «Спи, Ивликелхен», — и убежала.
Ивликелхен спал, пока не настал день. Открыл глаза — перед глазами темное небо и звездочки. «Ну и длинная же ночка, — подумал он, — а уж ясно, вызвездило-то как!» Стал он поворачиваться на другой бок, а равдуга свалилась с его лица. Тогда он понял, в чем дело:
— Не знал я, сука, что это ты была. Ну, догоню тебя сейчас!
Побежал Ивликелхен, стал суку догонять. Увидела его сука. Принялась дразнить:
— Дедушка, на мои ножки посмотри!
— Твои ноги, как палки, — отвечает Ивликелхен.
— Дедушка, посмотри на мои ноздреньки!
— У-у-у, твои ноздри, как дырки в стене!
— Дедушка, мое личико гладкое, как вылизанное, а посмотри-ка на мои глазки!
— У-у-у-у, твое лицо, как кусок дымленой шкуры, а глаза узкие, как ножом прорезанные. Все равно съем тебя!
— Посмотри на меня, какая я девица!
— Какая ты девица, ты просто сука!
Гонялся, гонялся Ивликелхен за сукой, все штаны порвал, не смог поймать. Тогда он сказал:
— Пойду-ка лучше домой, штаны починю.
Пришел, сел, собирается штаны чинить. А тут мыши пришли, сразу начали кататься на его юрточке. Скатываются все время мимо окошка, а он говорит: «Что это мне свет затемняет? Наверное, щеки». Взял он и сразу отрезал их. Кровь льется, а мыши снова скатились.
— Да это, наверное, нос затемняет!
Отрезал нос. Все лицо у него болит.
Подумал Ивликелхен: «Ну-ка, выйду во двор, погляжу, что там».
Вышел, увидел мышей. Сказал им:
— Теперь-то вы от меня не уйдете.
Живо побежал в дом, завязал штаны, как мешок, вышел во двор и говорит:
— А ну, катитесь сюда!
Мыши упрямятся, не хотят. Маленького мышонка толкнули вперед, упал он в штаны. Ивликелхен снова говорит:
— А ну, быстрее катитесь!
Скатились все мыши в штаны.
— Вот сейчас кислое мясо приготовлю.
Завязал Ивликелхен штаны, пошел в лес. Пришел. Нашел прямое дерево. Говорит ему:
— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!
Нагнулось дерево. Повесил он штаны на верхушку и говорят:
— Дерево, дерево, выпрямись!
Выпрямилось дерево.
— Теперь кислое мясо превкусное сделаю. Вот тогда и полакомлюсь.
Ушел Ивликелхен в свою юрточку. А тут лиса по лесу бежит, слышит, что где-то дурными голосами вопят. Это мыши наверху громко плачут. Лиса осмотрелась и увидела их. Спрашивает:
— Кто же вас подвесил?
— Нас Ивликелхен подвесил, чтобы кислое мясо из нас сделать.
— А как же он подвесил вас, что он говорил?
— Он говорил: «Дерево, дерево, нагнись!»
Лиса сказала эти слова, дерево сразу нагнулось. Выпустила она мышей и говорит:
— Быстренько натаскайте гнилушек.
Натаскали мыши гнилушек, полные штаны набили. А того мышонка, что внизу был и уже задохся, положили сверху — пусть прокисает. Лиса говорит:
— Теперь скажите мне, когда он вас подвесил, что дереву говорил?
Мыши сказали:
— Дерево, дерево, выпрямись!
Подвесили они штаны на верхушку. Лиса и говорит:
— Теперь идемте ко мне домой. Корыто приготовьте и на таскайте ольховой коры.
Жил-жил Ивликелхен дома, а потом говорит:
— Пора идти, у меня славное кушанье есть.
Пришел он в лес.
— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!
Дерево нагнулось.
— Сейчас буду есть мое кисленькое, вкусненькое. Пресладко поем!
Закрыл Ивликелхен глаза, сунул руку в штаны, вытащи мышонка, начал есть:
— Ух, как вкусно, ну и полакомлюсь!
Снова засунул руку в штаны, вытащил гнилушку, взял в рот. Рассердился:
— Это уж лиса напакостила! А ну-ка, пойду к ней!
Пошел. Мыши увидели его издали, говорят:
— Ивликелхен идет!
Лиса говорит:
— Живо жуйте кору!
Нажевали мыши ольхи, наполнили корыто.
— Теперь прячьтесь.
Пришел Ивликелхен к лисе, говорит:
— Здорово, лиса.
А лиса лежит, и голова у нее обвязана.
— Это ты мое кушанье украла? — спрашивает Ивликелхен.
— О-ой, дедушка, третий месяц болею, — отвечает лиса.
— Чего у тебя болит-то?
— Кровь из души идет. Смотри: корыто крови полно. Даже некому сходить вылить. Хоть бы ты, дедушка, сходил вылил.
— Ладно, схожу, вылью. Правда, сильно болеешь, много крови вышло.
Взял он корыто, понес. Лиса говорит ему:
— Назад только не оглядывайся. Во-он с той горы вылей.