11. Агкон и его мать
Жили когда-то у подножия горы вдова с сыном. Вдову звали Баллигокан, а ее сына — Агкон. Однажды утром Агкона разбудил своим криком дикий петух. Петух кричал:
— Кукареку, Агкон, ну-ка поймай меня! Агкон ответил:
— Подожди достану пеньки для силка.
На другое утро петух снова прыгнул на окно к Агкону и закричал:
— Кукареку, Агкон, ну-ка поймай меня! Агкон ответил:
— Подожди достану бечевки для силка.
На третий день петух громко захлопал крыльями и закричал:
— Кукареку, Агкон, когда же ты придешь? Агкон выскочил из хижины и крикнул:
— Я уже иду!
Он поставил силок и не успел отойти и спрятаться, как в силке забился жирный дикий петух. Агкон принес его домой и с гордостью показал матери.
— Какой хороший, жирный петух, Агкон! Теперь у нас будет вкусная еда! — обрадовалась мать.
Агкон опалил петуха, выпотрошил, разрезал на куски и поставил вариться. Когда петух уже почти сварился, Агкон выронил из рук половник. Половник провалился в щель пола и упал на землю.
— Ничего, Агкон, — сказала мать, быстро спускаясь вниз по лестнице, — я его подберу.
Как только мать спустилась, Агкон втащил лестницу наверх и попросил, чтобы мать снизу подала ему половник. Когда она подала, Агкон сказал, что сначала поест сам, а потом позовет се. После этого он начал есть.
Через некоторое время мать попросила:
— Агкон, оставь мне, пожалуйста, крылышки.
— Уж очень они вкусные, матушка, — сказал Агкон и начал их есть.
— Ну тогда ножки, — попросила она его.
— Их я особенно люблю, матушка, — ответил Агкон.
Ну уж шейку, сынок, ты мпе оставишь?
— А я как раз ем ее, матушка, — сказал Агкон. Оставалась только голова.
— Агкон, сынок, неужели ты не дашь своей матери хотя бы голову?
— Ведь ты же знаешь, матушка, — ответил Агкон, — мне обязательно надо съесть мозг.
Когда от петуха ничего не осталось, Агкон поставил лестницу на место, и мать устало вскарабкалась по ступенькам. Она заглянула в горшок и увидела на дне остатки куриного супа. Мать положила туда немного вареного риса, съела, заливаясь слезами, и стала думать, как бы отомстить сыну. Она спустилась по лестнице на землю и сказала:
— Я пойду поищу спелых бананов, Агкон.
Однако сын ее крепко спал после сытного обеда и не услышал.
Мать пошла вверх по течению реки. Долго шла она и наконец услыхала громкие причитания: семья оплакивала человека, который умер за три дня до этого. Мать пошла дальше и увидела людей, оплакивающих человека, который умер пять дней назад; однако глаза у него еще не вылезали из орбит и язык не высовывался изо рта. Она пошла дальше. В третьем селении причитали и плакали еще громче, потому что никто не мог подойти близко к умершему: он почернел и раздулся, язык у него вывалился наружу, а глаза вылезли из орбит.
Мать сказала, что хочет купить мертвеца, но родственники умершего очень обрадовались, что кто-то готов о нем позаботиться, и отдали его задаром.
Баллигокан сказала трупу:
— Мертвец, я понесу тебя на спине.
Мертвец вскарабкался ей на спину, и она отнесла его в свой рисовый амбар и спрятала в необмолоченном рисе. После этого она подошла к хижине и крикнула сыну:
— Агкон, я принесла в амбар спелых бананов!
Агкон спустился по лестнице, подошел к амбару и заглянул внутрь. Мертвец тут же схватил его и начал есть. Агкон стал звать мать и закричал:
— Матушка, здесь мертвец, он ест мои ноги!
— Это за петушиные ножки, которых ты пожалел для своей матери, — ответила Баллигокан.
— Матушка, мертвец грызет мои руки!
— Но ведь ты, сынок, не дал мне и крылышек, — ответила мать.
— Теперь он принялся за мою грудь, матушка!
— Грудкой петуха, сынок, ты со мною тоже не поделился.
— Он уже грызет мою шею, матушка!
— Но разве не съел ты петушиную шейку, Агкон?
— Матушка, неужели ты дашь ему съесть мою голову?
— Ешь его голову, мертвец, — сказала мать.
Наступил вечер, и ей стало одиноко. Больше некому было с ней говорить, некому приносить хворост, некому помогать ей.
На другой день стало еще тоскливей, и она пошла в амбар посмотреть, не осталось ли хоть что-нибудь от ее сына. Только немного крови на полу нашла она там. Мать соскребла ее с пола, понесла на реку и начала колдовать. Она зачерпнула воды и стала мыть в ней кровь, приговаривая:
— Мыть бы мне Агкона! Мыть бы мне его руки!
И сразу появились руки Агкона, и едва она называла ноги, шею, грудь или какую-нибудь другую часть тела, как эта часть появлялась.