Были у царя три арабских скакуна вороных: два мерина и один жеребец. Когда цыган из дворца удирал, то с собой двух меринов увел, а жеребца оставил, чтобы и царю не скучно было. Запряг цыган царскую карету да так и отъехал.
Непривычно цыгану на чистокровных скакунах ездить, ведь какие клячи раньше у него были, а тут арабские кони, чистопородные. Пока вожжами их сдерживал, все–то руки пооборвал. Пока до первой деревни доехал, совсем из сил выбился. «Надо хотя бы одну лошадку променять», — решил он. Заехал в деревню, подошел к мужикам и говорит им:
— Ну что, мужики, давайте коней менять?!
— Да что ты, — отвечают те, — с ума, что ли, сошел? Где же мы таких коней возьмем, чтобы с тобой меняться. Смотри, какие у тебя красавцы! У нас и денег не хватит, чтобы в придачу давать.
— Ой, обманываете вы меня, мужики, — усмехнулся цыган, — а ну пошли в конюшню, хочу сам посмотреть, что вы от меня скрываете...
Ну да ладно, пошли они в конюшню. Понравилась цыгану одна грязная лошадка, вся в навозе вывалянная. Подумал цыган: «Вот эта лошадь по мне, гляди–ка, с нее аж сало капает. Добрая лошадка!»
Поменял цыган своего арабского коня на эту дрянную лошадку, впряг клячу рядом со вторым арабским скакуном и едет дальше.
А кляча еле бежит, еле поспевает за арабским рысаком.
— И что же ты, кляча, мне всю пару портишь, — закричал цыган на арабского рысака. — И что ж ты так нескладно бежишь? Придется мне и тебя поменять.
Заехал цыган в деревню и второго арабского скакуна поменял на полудохлую клячу. Запряг ее рядом с первой клячей, хлестнул кнутом, да только лошади ни с места. Нет у них сил тяжелую, обитую золотом царскую карету тянуть. Посмотрел цыган на карету и подумал: «Раз такие хорошие лошади не могут повозку тянуть, значит, повозка никуда не годится». Поломал цыган карету, выпряг кляч и верхом отправился к своей жене.
Подъезжает он к своей палаше, а навстречу ему жена с цыганятами выбегают. Схватил цыган кнут да как хватит жену по голове:
— Что ж ты меня, подлая, одною оставила? Что ж не разыскивала? Даже собака и та за мной ходила, а тебе, выходит, все равно: где я был да что делал?! Ты смотри, каких я лошадей тебе привел!
Обрадовалась цыганка, скорей самовар поставила, цыганята вокруг веселятся И пошла у них жизнь — цыганская, прежняя, кочевая. А о подвигах своих цыган уже больше и не вспоминал.
28. Цыган и арбуз
Ехал цыган. За поясом нож у него, на кобыле попона. Вдруг сели на кобылу разом двенадцать слепней. Размахнулся цыган и всех двенадцать слепней одним махом и прихлопнул, а потом слез с коня и написал на столбе: «Одним махом двенадцать побивахом».
Подъехал к этому столбу богатырь. Прочитал надпись и пустился догонять цыгана. Догнал он его и говорит:
— Скажи мне, как путь свой держать? Отвечает ему цыган:
— На месте не стоять и быстро не скакать, а ехать ровно.
Едут они вместе потихонечку — цыган да богатырь. Укачало богатыря, так он и заснул на лошади. Тут у цыгана лошадь в болото провалилась. Глядит он: богатырь спит. Достал цыган нож да и отрезал богатырю голову.
Поехал цыган во дворец. Является к королю, а тот его спрашивает:
— А ну скажи, что ты за человек?
— Я — богатырь, — отвечает цыган, — одним махом двенадцать богатырей побивахом!
— Ну что ж, — отвечает король, — поживи пока у меня, а если война случится, сможешь взять солдат столько, сколько тебе нужно.
И вот война случилась. Поехал цыган на сражение. Подъезжает к городу, раскладывает костер и начинает сало печь. За ним и все солдаты достали сало и в огонь его положили. И тут, откуда ни возьмись, прибежала собака. А в этот момент цыгана блохи донимать стали. Скинул он рубаху и давай блох гонять, ничего вокруг не видит. Собака улучила миг, ухватила сало и бежать на королевский двор.
Рассердились солдаты, похватали горящие головешки и побежали вслед за ней. Покуда бежали, от этих головешек весь город зажгли. Вбегает цыган во дворец, берет короля в плен и приводит к своему королю. Тот спрашивает:
— Чем же мне тебя наградить? Хочешь, деньгами могу расплатиться, хочешь, дочку свою за тебя замуж отдам?
— Нет, белой мне не надо, награди меня лучше деньгами, сколько сможешь.
— Бери, бери, сколько хочешь.
— Не надо мне много денег, а то кто–нибудь увидит, отнимет их и меня убьет.
Взял цыган денег, сколько захотел, погулял как следует во дворце на пиру званом да и подался домой, к жене своей. Приезжает в табор и говорит цыганке:
— Приготовь мне это! — а сам не говорит, что именно.
Растерялась цыганка, и стал он ее бить. Тут дочка вступилась:
— Не бей, отец, матушку, смотри, она уже на арбуз похожа.
— Ай, спасибо, дочушка! — вскричал цыган, — спасибо, что напомнила. Ведь это мне и нужно. А я все вспоминаю, что же я во дворце у короля ел. Арбуз с молоком.
29. Храбрый цыган
Жил цыган. Были у него жена и пятеро детей. Пошла как–то раз цыганка гадать, просить, чтобы было что семье кушать. Ходила, ходила по миру и принесла домой хлеба, сметаны и всякой прочей снеди, что гаданием добыла. Наелся цыган, намазал брюхо свое сметаной, лег на солнце и лежит. Налетели тут мухи и сели на брюхо цыгану — сто душ. Изловчился цыган, как хватит — есть! Говорит:
— О жена, я одним махом, сто душ побивахом!
Дети хохочут, смеются, а ему не до смеха. Пошел цыган к кузнецу:
— Кузнец, сделай мне таблицу, что я одним махом сто душ побивахом.
Кузнец выковал таблицу — дело недолгое. Повесил цыган ее па грудь, бросил жену свою, детей и поехал на край белого света. Кто ни увидит цыгана, все ему покоряются, даже богатыри. Так и кочевал цыган, пока не добрался до самого царя. Принял царь его, а он и говорит ему:
— Отдавай за меня сестру свою замуж. А не отдашь — я все твои хоромы разнесу!
Царь испугался. Как же! Ведь он одним махом целых сто душ побивахом.
— Ладно, — говорит царь, — отдам.
Вот и стали они жить. Сестра царская, что ни говори, красавица, а прежняя жена цыгана черная была да грязная. А он, как почуял запах духов и пудры от царской сестры, наморщил нос и говорит ей по–цыгански:
— Парнимо, парнимо — кхандэ кхандимо. А мири калимо — кхандэла бахтимо. [Парнимо, парнимо — кхандэ кхандимо... — «Белая, белая, зато вонючая, а моя черная, а везучая (букв, «пахнет счастьем»)» — (цыг ).]
Обиделась царская сестра, прибежала к брату и говорит:
— Что же это получается, братец мой? Что это он все говорит «кхандимо» да «кхандимо»? Не могу я больше с ним жить.
Огорчился царь и отвечает сестре:
— Эх, как бы не принес он нам большой беды в дом. Позови–ка ты его ко мне.
Приходит цыган, а царь его и спрашивает:
— Зять ты мой, может, ты желаешь на родину поехать? Может, у тебя дома дети?
— Ага! Целых пятеро, мой царь.
— Ну так не желаешь ли ты их навестить?
— А что? Я бы поехал.
— А не жалко тебе будет сестру мою бросать?
— А бог с ней! Моя черная — счастливая, а твоя хоть и белая, а кхандит от нее...
Так и договорились. Дает царь цыгану тройку лучших своих лошадей, дает полную карету всякой поклажи.
— Ну вот, зять мой, поезжай с богом!
28
Оригинал опубликован в книге В. Н. Добровольского «Киселевские цыгане» (СПБ, 1908, № 1, с. 2—3).