Так и на этот раз случилось. Украл парень голубку из родного гнезда и увез далеко. Не пожалел денег отец ни на погоню, ни на розыски. Целый месяц искали беглецов, да понапрасну.
Однако сколько ни таись, а домой возвращаться надо. Вот и явились они: упали в ноги отцу, прощения просить стали. На парня он даже и не взглянул, а на дочь налетел хуже ястреба, схватил ее за волосы и на кузницу поволок. Заковал он ее в кандалы да, как собаку, к дому привязал, чтобы другим неповадно было отца ослушаться. А чтобы от парня отвязаться, решил жестокий цыган в другое место переехать. И пригрозил ему, что, если тот посмеет к его дочери прийти, он убьет его. Но разве это остановит цыгана? Как тень ходил он возле того места, где жестокий цыган дочь свою в кандалах держал, да не было парню удачи. Три раза пытался он выкрасть свою любимую — ничего не выходило. А на четвертый раз подстерег его жестокий цыган и ударил ножом в сердце.
Как узнала девушка о смерти своего любимого, стала от тоски вянуть, красота ее стала блекнуть, и решил жестокий цыган поскорей ее замуж отдать. Сыграли свадьбу. Отпировали. А как надо было оставлять молодых наедине, услышали цыгане крик. Вбегают и видят: лежит на полу цыганка распластанная, а в сердце ее нож торчит. Не захотела она жить с нелюбимым.
57. Как цыгане по свету разбрелись
Давно это было. Ехал цыган с семьей. Была у него лошадка слабосильная, тощенькая. Зато вещей в телеге было полно. Семья у цыгана большая была, детишек куча. Разве такую семью прокормить? Да и лошадь тоже кушать хочет, а сена достать негде. Воровать надо, а это не всегда получается. Вот так и ехал цыган по свету, горе мыкал: на возок никого не сажал, кроме детишек малых, а то лошадка совсем встала бы от непосильной тяжести. Те, кто постарше, сзади шли. От вещей и от детей стал возок широким–широким, а полозья у возка узкие–узкие, разве с таким возком управишься? То налево он качнется, то направо, то кастрюля из возка на землю упадет, то ребенок босоногий шлепнется. Днем, когда видно все, можно подобрать и вещь и ребенка, а как стемнеет — не углядишь. Да и как углядеть, когда такая пропасть детей? Как сосчитаешь всех? А цыган все стегает да стегает кобылу, все идет и идет вперед.
Вот так и получилось: то один отстанет от повозки, то второй. Весь мир обошел цыган, все земли изъездил, и где он прошел, там дети его оставались. С той поры и разбрелись цыгане по свету.
58. Как семерых братьев проучили
С одним цыганским табором кочевала семья: отец, мать и семеро сыновей. Выросли братья здоровые да сильные. Может быть, один на один с ними кто–нибудь из цыган и поборолся бы, да когда все семеро соберутся, то лучше к ним не подходи. Всемером кого угодно одолеют.
Мать у них была никудышной хозяйкой, делать ничего не умела, а может быть, просто не хотела. Зачем бабе куда–то идти, да просить, да гадать кому–то, когда вон какие у нее сыновья здоровые, кого хочешь, поколотят и отнимут, что надо.
Вот и лежит вся семья в шатре день–деньской, ждет, когда другие цыганки с добычей вернутся. Придут цыганки, начинают пищу готовить, чай поставят, а потом зовут всех: идите, мол, чай пить. Ну и цыгана этого со всей семьей зовут — попробуй не позови. Идут все на чай, кто что с собой берет: кто — хлеба, кто — мяса, с пустыми руками никто не приходил. А семеро братьев возьмут два черствых куска хлеба да и идут в гости. Поедят там все, попьют и, довольные да сытые, в свой шатер возвращаются. А если не позовут их, то крикнет отец сыновьям:
— А ну–ка, дети мои, берите палки да топоры, идем цыган уму–разуму учить!
Пойдут братья, палатки у цыган разорвут, все перебьют, переломают, людей переколотят, знайте, мол, какие мы. За это и прошла о них недобрая слава — мол, баламуты. Не уважали их цыгане, а только терпели, потому что сладу с ними никакого не было.
Как–то раз остановился возле этого табора другой табор. Кочевали в этом таборе цыгане другого рода, богатого да знаменитого. Славились они своей справедливостью. Прослышали они о семерых братьях–баламутах и решили их проучить.
По–разному бывает, когда встречаются два табора. Бывает и так, что дело дракой кончается, но чаще всего собираются цыгане вместе и пир закатывают, если между ними раньше никакой вражды не было.
Вот и устроили цыгане из богатого и знаменитого рода пир горой. Сели все угощаться, а старший богатого табора сказал:
— Никому к еде не прикасаться, пока семеро братьев не придут!
Послали за братьями. Приходят они, рассаживаются. Тогда старший богатого табора говорит:
— Подождите есть, чявалэ, пусть сначала семеро братьев досыта наедятся. Ешьте, пейте, братья, все для вас!
— Да что ты, брат, хорошо ли так? Ведь мы не такие, чтобы одним нам есть, а все другие вокруг сидеть и смотреть будут.
— Как не такие? В том–то и дело, что именно такие вы и есть. Вы уж сколько лет своему табору досаждаете... Да, видно, пора пришла вас поучить немного уму да справедливости.
А мужчины из богатого табора уже наготове стоят, кнуты цыганские в руках перебирают. Взяли они братьев в круг и давай их кнутами охаживать да приговаривать:
— Полно вам нахальничать! Полно женщин да стариков обижать.
Долго после этого не могли братья ни сесть, ни лечь. Зареклись они с той поры на чужое добро зариться. А цыгане из богатого табора, уезжая, наказали братьям:
— Упаси вас бог кого обидеть или руку наложить. Вернемся, не будет вам спасения и пощады.
Присмирели братья. Никто с той поры о цыганах–баламутах больше не слыхал.
59. Почему цыгане лошадь почитают
Известное дело, что цыгане — большие мастера менять лошадей. Кони у цыган холеные, откормленные, тяжелой работой не замученные. Зайдут цыгане в деревню к мужикам и давай менять лошадей. Мужики им своих хиленьких отдают, замученных пахотой, а цыгане им откормленных, но за это мужики цыганам в придачу всякого добра отпускают: то живность какую, то денег немного. Ну а цыгане, понятно, ловчат, на обман пускаются: другой раз старому коню зубы поправят и за молодого выдают.
Вот как–то раз и случился такой обман. Поменял цыган у мужика лошадь больную да старую на молодого, хоть и слабого коня. На другой день лошадь у мужика и захромала. Прибежал мужик в табор:
— Цыганочек, дорогой, что ж ты меня так обманул? Чего ж ты мне больную лошадь подсунул?
— А что случилось?
— Да так и так, так и так, хромает твоя лошадь на все четыре копыта.
— Да разбей меня солнце, если я об этом знал, развей ты меня, как песок веется, развей ты мое счастье, да чтоб мне всю жизнь детей моих не видеть, да чтобы у меня никогда в руках лошадиной шерсти не было, да чтоб моя семья сгорела, если я когда–нибудь замечал это у своей лошадки...
Поверил мужик цыгану, пришел домой, глядит, а кобыленка–то и сдохла. Собрал мужик деревню, кто с вилами, кто с топором, и к цыгану. А цыган почуял недоброе, вскочил на своего коня и помчался. Разве его догонишь? Оттого и почитается лошадь у цыган, что всегда их из беды выручает.