А сын у старухи красавец был. Не знал он про колдовство своей матери, а та ему ничего о себе не рассказывала. Вырос парень и познакомился с хорошей цыганкой. Полюбили они друг друга. Как узнала старуха про это, недоброе затаила. Как–то раз захотелось девушке жениха своего проведать. Только к его дому подошла, а навстречу ей свинья выскакивает, под ноги бросается, проходу не дает. Сбила девушку с ног и чуть до смерти не укатала, еле та отбилась и убежала. Прибежала цыганка к братьям своим да все рассказала, как было дело.
— Эй, сестричка ты наша, плохо твое дело, не иначе как ведьма — мать твоего жениха. Не следует тебе за него замуж идти.
— Что вы, братья мои дорогие, люблю я его пуще жизни.
— Хорошо, сестрица, мы попробуем горю твоему помочь.
А на следующий день пришел сын ведьмы свататься. А братья невесты ему с порога и говорят:
— Вот что, морэ, знаем мы, что любите вы друг друга, да отдать сестру свою за тебя мы не можем.
— Что такое? — спрашивает цыган. — Чем я вам нехорош?
— Всем ты хорош, да только в твой дом мы сестру свою не отдадим.
— Может быть, вы чего–то боитесь, так скажите прямо, в чем дело.
— Ладно, брат, нравишься ты нам, и мы тебе все скажем. Ходят разговоры по деревне, что мать твоя с нечистой силой общается, а тут и невеста твоя, сестра наша, сама в этом убедилась.
И рассказали братья, как дело было. — Быть этого не может! Что вы на мою мать напраслину возводите?
— Как знаешь, брат, а только мы сестру в твой дом не отдадим.
— Хорошо, сделаем так, — сказал цыган братьям, — если правда, что моя мать — ведьма, я ее сам убью! А если это навет, то вы у нее в ногах валяться будете, прощения вымаливать.
На том и порешили. К вечеру цыган с братьями своей невесты пошли к кузнице, взяли там железные прутья, раскалили их докрасна и к дому ведьмы отправились. А навстречу им свинья выбегает да под ноги бросается. И бросается она под ноги только к братьям, а самого цыгана не трогает. Как принялись братья лупить свинью раскаленными прутьями, она как завизжит и сгинула сразу.
Входят цыгане в дом, а на печке лежит старуха и охает, стонет, вся тряпками обмотана.
— Что с тобой случилось, мать? Дай я развяжу тряпки и посмотрю.
— Приболела я что–то, сынок, неможется мне. Сама вылечусь, спасибо тебе за заботу.
— Все–таки, мать, дай я посмотрю, что с тобой, может, тебя к лекарю надо сводить? — сказал опять цыган и только хотел было развязать тряпки, как ведьма вскочила и руками замахала:
— Не смей подходить!
— Чего это ты боишься, мать? Или скрываешь от меня что–то?
— Не твое это дело, сынок, — сказала ведьма и отвернулась.
— Ты не забыл про наш уговор, — напомнили братья цыгану, — смотри, не видать тебе невесты.
Подошел цыган к матери, рванул за тряпки и скинул их. Глядит, а мать вся железными прутьями исполосована. Схватился цыган за ружье.
— Значит, правду люди о тебе говорили?! Значит, ведьма ты! — прокричал цыган и нажал курок. Выстрелило ружье, рассеялся дым, а ведьма стоит как ни в чем не бывало и головой покачивает:
— Эх, сынок, долго я скрывала от тебя свою тайну, да делать нечего — узнал ты. Вижу, не будет тебе счастья в жизни, покуда я жива. Так слушай: здесь ты не сможешь меня убить, но есть место заколдованное в нашем лесу, у столетнего дуба. Там я теряю свою колдовскую силу. Веди меня туда и там убей!
Привел цыган мать к дубу, выстрелил, а когда дым рассеялся, то увидел он, что сгинула старуха.
66. Как колдунью прогнали
Жила в деревне женщина, и пользовалась она недоброй славой. Поговаривали люди, что колдунья она, и все в округе побаивались к ней ходить. Как–то раз зашла к ней цыганка просить, а старуха подошла, закрыла за цыганкой дверь, воткнула иголку в притолоку и усадила беднягу рядом с собой поговорить. Так три дня они и проговорили, хочет цыганка встать и уйти, но только до порога дойдет, а переступить не может, словно ее сила какая–то держит. Так и мучилась, пока не сжалилась над ней старуха–колдунья, пока не вытащила иголку из притолоки и не отпустила бедную цыганку.
А еще вот что вытворяла ведьма: как праздник какой, шмыгнет она в подворотню и тут же оттуда выскакивает в виде козы и давай рогами мотать — людей разгонять. Разбегутся люди, и праздник весь кувырком.
Захотели ее выгнать из села, да нашлись люди, которые не поверили в то, что она колдунья. Вот как–то раз на праздник собрался весь народ в церкви, и колдунью притащили. Стал поп молитвы читать, а потом велел всем к иконе приложиться. Только первый мужик подошел, как кто–то все свечи в церкви задул. А поп кричит:
— Никого из церкви не выпущу, пока к иконе не приложитесь!
Так и стали прикладываться по очереди к иконе в полной темноте. Начал народ потихонечку из церкви выходить. Смотрят люди друг на друга и смеются: у всех лица в саже. Оказывается, это была не икона, а закопченная доска. И только у одной колдуньи лицо чистым осталось. Побоялась нечистая сила к иконе приложиться. Все поняли люди и прогнали колдунью из деревни.
67. Двенадцать ножей
Ехали цыгане с ярмарки, и застала их в пути ночь. Ветер поднялся, полил дождь. Где здесь палатки разбивать? Надо спасаться. А тут деревня подвернулась. Стучатся цыгане в дом. На крыльцо хозяйка выходит:
— Что надо, цыгане, в такой поздний час?
— Пусти, хозяйка, переночевать.
— Заходите, если не боитесь.
— Никого мы не боимся: ни бога, ни черта. А что такое?
— Свекруха моя — ведьма: как ночь настает, вылетает из избы да в собаку превращается. Кого увидит, спуску не дает. Глядите, все дома уже наглухо закрыты. Боятся ее люди.
Посмеялись цыгане над словами женщины и в дом вошли, стали на ночлег устраиваться. Полез один молодой цыган на печь, глядит: старуха спит седая и косматая. Открыла старуха один глаз и так злобно на цыгана посмотрела, что того с печки как ветром сдуло.
— Весь день эта старуха спит, — объяснила хозяйка, — а как полночь наступает, вылетает из избы через трубу по своим колдовским делам.
Ну да ладно. Расположились цыгане на полу, соломки подстелили, сапоги под голову положили и спят. Один только молодой цыган заснуть не может. Больно уж взгляд старухи ему в душу запал. Лежит цыган на полу и делает вид, что спит, а сам чуть глаза приоткрыл и смотрит, что старуха делать будет. Едва полночь наступила, как старуха слезла с печки, раздула в ней огонь, залезла в печь и сгинула. Выбежал цыган на крыльцо, видит: из трубы искры летят и оттуда старуха выскакивает. Фырчит ведьма, бормочет. Спустилась она на землю, воткнула в землю двенадцать ножей, прошла между ними и сразу же обернулась собакой. Залаяла ведьма и скрылась прочь со двора.
«Э, — думает молодой цыган, — да уж я тебя проучу». Сошел цыган с крыльца и все двенадцать кожей из земли повытаскивал.