— Огня! — закричал Беляцкий. А кому огонь подавать? Все связаны. Видит разбойник, что за окном люди снуют, тронулся к двери — не пускают, рванулся к окошкам, а там солдаты стоят. Схватил он стул и бряк в окно, а солдаты из ружей палить начали. Принялись разбойники из револьверов отстреливаться. Пальба пошла на всю округу. Услышали разбойники из шайки, что Беляцкий в засаду попал, развернули коней и пустились отбивать его. Едва не отбили. Настоящий бой был. Следователь, что приехал вместе с нами, с испуга на колени встал, взмолился:
— И что за черт меня сюда принес?! Ведь не мое же это дело! А теперь останутся дети мои сиротами.
Исправник поначалу тоже оробел, да только должность его была такая, что на себя пенять не приходилось. Поворотил исправник солдат и приказал:
— Глядите, разбойники кучей идут. Стреляйте в эту кучу — в кого–нибудь попадете.
И вправду, по счастью солдаты сразу же прикончили нескольких человек, и разбойники воротились восвояси.
— Слава богу, оборонились! — облегченно вздохнул исправник. А тут и у Беляцкого порох и заряды кончились, и он крикнул через дверь:
— Теперь берите меня!
Только никто не отважился идти к нему. Назначили двоих солдат. Пошли они с ружьями наперевес, а третий со свечой сзади. Так в комнату и вошли. Видят: сидит Беляцкий на стуле и руки на груди скрестил:
— Берите меня!
— А пистолет где твой?
— Какой пистолет? Я не стрелял. Это вы стреляли. Может, вам со страху показалось, что я стрелял?
Егора Михайлова нашли на печи за трубой. Связали их обоих, стали избу обыскивать. Нашли оружие — под печью спрятано было, деньги тоже нашли и драгоценности: ложки, бокалы дорогие...
Посадили разбойника в тюрьму. Тот прокурора потребовал.
— Желаю я кандалы снять, — сказал Беляцкий, — потому что вам от них никакой пользы нет.
— Как так нет пользы? — усмехнулся прокурор. — А коль желаете — сами скиньте, попробуйте!
Ударил разбойник ногой об ногу — упали кандалы. Прокурор крикнул:
— Заковать Беляцкого заново, двойные кандалы повесить.
Заковали, а тот снова как ударит ногой об ногу — кандалы врозь.
— Только совесть меня и сдерживает, а то давно бы из тюрьмы убежал.
Так или иначе, но Беляцкий бежал из тюрьмы, сделал подкоп и ушел, забрав с собой четырех сибиряков. А потом телеграмму дал: «Исправника убью из револьвера, а у Ивки язык отрежу».
Приезжал ко мне разбойник ночью, жену мою пытал:
— Где твой хозяин?
— Нету хозяина. В Смоленск уехал. Опять пригрозился он мне и исправнику:
— Доберусь я до них. Дома не найду — в Смоленске достану.
Долго мы с исправником остерегались разбойника. Тот все лето в штатской одежде ходил. Раз слышит — звонок: какой–то гость с кучером приехал. Посмотрела дворовая девка на гостя да сразу и взвизгнула:
— Вы господин Беляцкий!
Тот увидел, что его признали, и был таков.
Наконец поймали разбойника, где–то около Полтавы, в земляную тюрьму посадили, где и закончил он свою жизнь.
По виду Беляцкий был русый, а скорее даже рыжий, глаза волчьи — по кулаку. Был он ломоносый, походка у него была важная, видать, барской крови человек, с образованием. Говорил разбойник умно и речисто, никто перечить ему не мог. А законы знал получше всякого прокурора. Был он горячим; как стукнет кулаком по столу — кровь стынет. И по разбойному делу был большой мастер: на окошко тряпицу наложит и вынет безо всякого шума. Стрелять в него бесполезно — не попадешь: заговор знал от пули, свинец не брал его. Только одним можно было его убить — медной пуговицей, потому что от меди заговора нет. Да разве кто об этом мог догадаться?!
111. Как цыганский купец с богатым купцом поссорился
Жил цыган, росточка невысокого, волосы курчавые, как каракуль. Ходил он важно, грудь вперед выпятив. Оттого и важничал он, что купцом был на всю округу знаменитым. Немало было и других купцов, но этот был в самом большом почете. Держал он на конюшне шестерку лошадей — три запряжки, имел карету с зеркалами. Богач был. Одного наличного капиталу двенадцать тысяч имел. Но не только по купеческому делу промышлял он. Ходили слухи, что делал он фальшивые деньги, да только пойди докажи.
И был у этого цыгана–купца сын. Красавец! Все окрестные девушки по нему с ума сходили.
А был в этих краях еще один купец — не цыган. Тоже славутный был человек. Одно слово — тысячник. Лавку он имел свою, торговал мукой, хлебом, мануфактурой, кнуты привозил для цыган, хомуты и другую справу для лошадей. И была у этого купца единственная дочь. Была она некрасивой. Только одно достоинство что купеческая дочь. Полюбила она сына цыганского купца, да так полюбила, что на все согласна, а тот, не долго думая, говорит ей:
— Вот что, милая, все равно отец не согласится, чтобы ты вышла за меня замуж, так что нам бежать надо. Подарил мне отец дом неподалеку, вот я тебя там и спрячу. Возьми у своего отца коня порезвее, и ночью мы уедем, чтобы нас никто не видал.
Согласилась она. А был у этого богатого купца рысак породистый. Цены ему не было. Никто его на скачках победить не мог. И на этом знаменитом рысаке купеческом увез цыган свою возлюбленную. Привез ее к себе в дом.
— Слушай, милая, а куда же мы рысака знаменитого денем, ведь нельзя его на дворе привязать — сразу узнают, а по нему и тебя отыщут. Придется нам рысака в доме держать.
Так и сделали. Поставили коня в гостином зале под хрустальной люстрой.
Короче тебе сказать, хватился купец дочери, а найти не может. А тут новая беда: рысака украли. Шум поднялся по всей округе. Стали искать. Ищут — найти не могут. Однако, сколько ни таись, все равно открываться надо. Не будешь же весь век взапарти сидеть?
Разгневался богатый купец, громы и молнии мечет:
— Я цыганского сына под суд отдам. Я его на каторгу отправлю!..
А в это время купец–цыган в лавку богатого купца заходит. Накинулся богатый купец на цыганского купца и кричит:
— Ты своего сына–пса попридержи, пусть он мою дочку не позорит перед людьми!
А тот ему отвечает:
— Нет, уж лучше вы своей дочке прикажите, чтобы она моего сына не поганила.
— Как это так?
— А вот так.
А народ вокруг собрался, слушает. А цыганский купец продолжает:
— Не нравится мне, что сын мой с твоей дочерью гуляет. Ну да пусть пока погуляет.
— Ах ты пес этакий!
— От пса слышу.
— Твой сын — вор, он у меня лучшего рысака украл.
— Э, врешь, нам твои кони не надобны, у нас своих хватает. Это твоя дочь так к моему сыну спешила, что рысака прихватила, да, видно, обратно забыла поставить.
А тут (какой грел его занес?) заходит в лавку отец Петрий. Он был благочинным, этот поп. На двенадцать церквей хозяин. Отец Петрий и говорит:
— Нехорошо выражаетесь. Не богохульствуйте.
Рассвирепел богатый купец, под горячую руку ему поп подвернулся.
— Отец Петрий, попрошу выйти! У попа глаза на лоб полезли.
— Не вмешивайся, не твое дело! — подхватил цыган — Дай нам поговорить.