Сказки и песни цыган России

Тогда отец Петрий и говорит богатому купцу: — И охота тебе с цыганом спорить?

— Ах, я — цыган! — вскричал цыганский купец, схватил с полки кнут и давай попа охаживать.

А богатый купец кричит:

— Эй, остановись, тюрьма — двенадцать лет. — За что?

— За попа.

— За такую собаку ничего не дадут, да он и не скажет, ведь на мои деньги живет.

— Какие у тебя деньги, цыган? Была бы у тебя лавка — другое дело.

— Да тебе такие деньги и не снились, какие есть у меня.

— Мне? Смотри. Вот я возьму тыщу рублей и сожгу их у тебя на глазах. Если у тебя есть больше — сожги, я тебе разницу верну.

— Ах так? — вскричал цыган. — Ну ладно. Ты тысячу рублей сжег, а я десять тысяч сожгу...

Достает цыган из кармана бумажник, вынимает пачку фальшивых денег, машет ими и кричит:

— Смотрите, люди добрые, все без обману, ровно десять тысяч. Как говорил, так и делаю. Эх, горите мои денежки!

Сжег цыган фальшивые деньги, а потом кричит:

— Не купец ты. Это я — купец, а ты мне в работники годишься.

Исхлестал цыганский купец бумажником, полным денег, богатого купца и говорит:

— Мне такой сват и задаром не нужен. Ты мне приплати, я к тебе в родственники не пойду. А дочь забирай, зачем она нам?

112. Легенда о жизни Пушкина у цыган

[112]

Издавна имя Пушкина среди цыган в почете за то, что он их добрым словом поминал, за то, что любил их, за то, что жил среди них, за то, что книги о них писал. Помните книгу об Алеко и Земфире? Так вот, среди цыган ходит история такая, что это Пушкин о своей жизни написал, когда бродил он с табором по России. Много лет уже этой истории... Прогневил Пушкин царя, и хотел тот его сослать да не удалось царю это дело. Скрылся Пушкин. Ходил он себе по России и как–то раз набрел на цыганский табор. Видит: стоят шатры, лошади по поляне гуляют, костры горят. Сидят цыгане возле костров, кушают, чай пьют, а рядом на пне кузница–ковальня устроена, тут же коней подковывают, молодежь здесь же песни под гитару поет.

Пушкин сразу в табор не пошел, остановился неподалеку, наблюдает. Видит он: пошла в лес цыганочка дровец набрать. А была цыганочка та молодой да красивой. Подошел к ней Пушкин, разговорился. А надо сказать, что вид у Пушкина к тому времени был не барский, долго ходил он по земле и пооборвался совсем. А сам по себе Пушкин был красавцем. Понравился он цыганке, привела она его к своему отцу. Так и остался Пушкин у цыган в таборе жить.

Повенчали Пушкина с Земфирой по цыганскому обычаю, как положено. И стали они жить–поживать. Предложил вожак Пушкину:

— Живи, как хочешь, морэ, делай, что пожелаешь: хочешь — на кузнице работай, хочешь — лошадьми занимайся — твоя воля.

Да только не стал Пушкин ни кузнецом, ни цыганским барышником. Сидел он себе на пеньке да книги свои писал. А еще рисовал много: детей цыганских рисовал, коней, как пляшут цыгане, как поют для богачей, как милостыню просят, как гадают — все как есть рисовал. Жаль только, что не дошли эти рисунки до наших дней: в таборе погибли при пожаре.

Долго ли, коротко ли, рождается у Земфиры сын от Пушкина. А тут, как на грех, влюбилась цыганка в одного таборного парня. Стала к нему на свидания ходить тайком.

Как–то раз ложится Пушкин с Земфирой в полог, да только глаза сомкнул, встала Земфира и ушла от него по росе на свидание. А тут ребенок заплакал. Проснулся Пушкин, глядит: нет жены. Кинулся он искать ее. Видит — следы по росе от шатра ведут. Пошел Пушкин по следам и набрел на влюбленных. Сидят они у реки, обнимаются.

Великий гнев охватил Пушкина, и не сдержался он, выхватил цыганский нож и убил цыгана.

Собрался табор на цыганский суд. Слыханное ли дело: человека убили, да еще в своем таборе?! Стали разбираться, судить да рядить.

— Из–за ревности погиб цыган, — сказал вожак, — и ревность была правильной. Коли нарушила Земфира слово, данное тебе перед богом, то по закону следовало ее убить.

— Не мог убить я ее. Люблю я Земфиру по–прежнему, да и что бы сын мой делал, если бы я Земфиру убил? — ответил Пушкин.

Долго совещались старики и решили осудить Пушкина по старинному обычаю: посадить его на камень, а потом изгнать из табора. Только за убийство была такая кара. А когда сажали человека на камень, сердце его (так верили цыгане) должно было окаменеть для цыганскою рода.

Посадили Пушкина на камень, а табор снялся с места и укатил в степь.

НАРОДНЫЕ ПЕСНИ

1. Баллада о Вайде и Руже

[113]

Прослышал, разузнал
Вайда о Руже.
«Благослови меня, матушка,
Поеду Ружу забирать».
Закричал Вайда,
Приказал работникам:
«Подайте–ка мне серого коня,
Уздечку серебряную,
Да повод шелковый,
Да седло черкесское, серебряное».
И двух слов Вайда не сказал,
А уже Дунай перешел.
Видит Вайда, как девушки
Рубашки на реке полощут.
«Здравствуйте, цыганочки–гадалочки,
Расскажите о судьбе моей:
Что будет со мной, что случится?»
«Ай, девушки–сестрички,
Что это за барин такой?
Пойдите покличьте Ружу,
Только Ружа барина заморочит,
Возьмет Ружа большие деньги».
Подошла Ружа к Вайде:
«Здравствуй, здравствуй, барин!
Что ты желаешь?
Погадать тебе, или менять пришел?»
«Хочу, чтобы ты мне погадала
Да всю правду рассказала»
Лишь пару слов она сказала,
А золото и серебро забрала,
Седло черкесское забрала
И серого коня забрала,
Рубашку шелковую, последнюю забрала.
«Ах, Ружечка, да что же ты делаешь?
Последний крест на мне
И то ты хочешь снять!»
«Ай, Вайдушка, братец мой,
Что же ты натворил?
Без огня меня сжег,
Без воды утопил».
«Ай, Ружечка, сестреночка,
Не бойся, мы свое возьмем.
Иди–ка ты к братьям своим,
Такое слово им скажи,
Мол, барин приехал к нам большой,
Коней он хочет поменять...»
«А ну–ка, Ружа, приведи
Большого барина ко мне!»
«Добрый день, цыгане,
Полевые дворяне,
Я рад был с вами повидаться,
Хочу конями поменяться».
И Вайда все двенадцать
Табунов перескакал
И Ружу украл.
Догнали братья Вайду
И порубили на куски.
А Ружа сзади шла:
Вайду по кусочкам
В шелковый фартук
Она собрала.

2. Баллада о Ване и Руже

[114]

Возле речки, возле Дуная,
Где рубахи девушки стирают,
Рубахи стирают, думы думают,
Появились трое русских, Трое русских верховых.
«Здравствуйте, цыганочки,
Ворожеи–гадалочки.
Иль не умеете вы на картах гадать,
Иль не можете всю правду сказать?
Иль не видели вы, иль не слышали,
Иль не знаете про шестерку лошадей?»
«Мы не видели, мы не слышали.
Третий день тут стоим,
Лошадь кормим».
Ружа на картах погадала,
Все денежки забрала.
Ваня, барин большой, говорит ей:
«Ай ты, Руженька, большая ты барыня,
Не мужик я русский, не барин большой,
Я, Руженька, цыганский сын.
Слушай, Руженька,
Убежим с тобой.
Супротив тебя, супротив меня
Нет красивее в целом мире.
Я весь мир прошел —
Такой девушки не нашел».
«Слушай, Ванечка, барин ты большой,
Как же, Ванечка, убежим с тобой?
Есть у братьев моих
Семь скакунов, семь рысаков.
Нас с тобой догонят они,
Нас с тобой зарежут они».
«Лучше, Ружа, смерть принять,
Чем тебя с собой не взять.
Ты послушай–ка меня,
Что надумал сделать я.
Как поеду я на своем коне —
Нас с тобою, Ружа, он вынесет,
Из беды нас с тобою вызволит».
Быстро Ванечка помчал,
Скакуна вперед погнал,
Руженьку украл.
На край света ускакал.
До свиданья, скрылся голубь,
Скрылся сизый навсегда.

112

Записана на ст. Семрино Ленинградской обл. от И. М. Федорова (около 60 лет).

113

Оригинал опубликован в книге А. П. Баранникова «Цыганы СССР» (М., 1931, с. 67—68 — далее без выходных данных). Песня записана в Старом Осколе с напева цыганки Ноди в 1928 г. Мелодию баллады можно найти в сборнике С. М. Бугачевского «Цыганские народные песни и пляски» (М., 1971, № 82, с. 68 — далее без выходных данных). Песня записана в 1959 г, от Д. А. Мерхоленко из Павшино Московской обл.

114

Оригинал опубликован в книге А. П. Баранникова «Цыганы СССР» (с. 68—69). Запись песни произведена в Херсоне в конце 20–х годов от неизвестного исполнителя.