Они поздоровались и разговорились, и выяснилось, что и он тоже попавшее в беду создание: два его старших брата ослепили его. Они налили ему в глаза свинца, отняли у него скот и все имущество и бросили его в безлюдной земле. Имя его было Шону Шилби.
Пока они сидели так и Эр Агыын снова играл на своем шооре, опять раздался голос: «Кто ты, мой добрый помощник, младший брат или мой старший брат? Если ты моложе меня, то будь моим
единственным младшим братом; если ты старше меня, то будь моим единственным старшим братом. Пусть не замолкает голос твоего шоора, пусть он не замолкает!»
И к ним приблизился крепко привязанный к спине оленя человек без рук. Эр Агыын ударил своим мечом, олень упал.
— Дар ли это алтайской земли, что лежит подо мной, или это дар неба, что надо мной? — сказал человек, вырывая ртом куски мяса из спины оленя и поедая их.
Когда они разговорились, то оказалось, что и он попал в беду. Его старшие братья отрубили ему руки, привязали его к спине оленя и пустили в безлюдный край. Имя его было Хёдээнинг Гёге Харазы.
Позже к ним прибился еще один бесцельно блуждавший мальчик-сирота, и они заключили братский союз. Сирота заботился о своих братьях, он ловил им маленьких рыбок. Однажды в закинутую им рыболовную сеть попался золотой лебедь. Мальчик не решился убить его и рассказал о нем своим братьям.
Они сказали:
— Мы ведь едва не умираем с голоду! Перережь лебедю глотку и неси его сюда!
Мальчик вернулся. Но когда он хотел перерезать лебедю шею, тот заговорил:
— Сохрани мне жизнь! Я — единственная дочь владыки Неба, — и превратился в красивую девушку. И приняли они дочь владыки Неба в свое содружество, и теперь их в семье стало пятеро.
Трое старших братьев, отдохнув немного и подлечив свои раны, ходили на охоту, младший, как и раньше, ловил сетью мелкую рыбу, а девушка оставалась в юрте и вела хозяйство.
Однажды четыре брата поймали зайца. Они подарили его своей единственной младшей сестре, чтобы та не скучала. Как-то девушка заигралась с зайцем и забыла про огонь. Она очень испугалась, но вспомнила: разве не рассказывают, что у существ, которых называют джелбеге, всегда есть огонь? Она пошла вдоль большой реки, шла, шла и увидала дым, поднимающийся из крытого корой джадыра. Она вошла, а там жила старуха-джелбеге, на одном ухе лежала, а другим прикрывалась.
— Откуда ты, милое дитя? — спросила она, и девушка объяснила, что она вышла из дому, чтобы найти огонь.
Та сказала:
— Поешь немного, а потом возьми огонь и иди!
Она кликнула двух своих злых и уродливых собак — желтую и черную. Установила цинковый котел. Собаки отряхнулись, и в котел посыпалось столькой вшей, что он наполнился до краев. Их джелбеге и зажарила для девушки. Когда девушка поела, джелбеге исколола полу ее халата, насыпала в нее пепла, а сверху положила жару. Девушка побежала домой. Но там, где через проколотую полу халата просыпался, образуя след, пепел, появились на земле ростки молодых ив.
На следующий день, не успели братья отправиться на охоту, к юрте явилась старуха-джелбеге, прискакавшая по следу на пятнистой собаке, и сказала:
— Ну, где твои калеки? Где твой слепой? Несчастная, давай сюда твой мизинец!
Девушка испугалась и протянула ей мизинец. Джелбеге долго сосала его, а потом удалилась. Когда вернулись братья, то в лице девушки не было ни кровинки. И она не отвечала на их расспросы.
На следующий день, только ушли братья, опять появилась джелбеге, сказала те же слова, что и вчера, насосалась из другого пальца девушки и убежала. Вернувшись, братья увидели, что девушка еле жива. Теперь она наконец рассказала, что с ней случилось. Три брата спрятались, чтобы выследить джелбеге, и опять она появилась верхом на пятнистой собаке.
— Где слепой? — закричала она и тотчас проглотила девушку. Но не успела она и глазом моргнуть, как с трех сторон выскочили трое мужчин и схватили джелбеге.
— Если вы пощадите мою жизнь, — закричала джелбеге, — я тебя, безрукого, превращу в человека с обеими руками, тебя, безногого, в человека с ногами, тебя, безглазого, в человека с двумя глазами! Убедитесь сами, что я не лгу!
Ее вырвало, и выскочила единственная дочь небесного владыки — еще более прекрасная и цветущая, чем раньше.
— Как все-таки хорошо быть здоровой, — закричала она и отбежала в сторону.
Теперь они заставили ее проглотить Шону Шилби, и, когда она вернула его, тот воскликнул:
— Ай, как хорошо все-таки иметь два глаза!
От радости он пел и танцевал.
Когда и Хёдээнинг Гёге Харазы был проглочен и выплюнут джелбеге, он крикнул:
— О, чего все-таки стоят две руки!
И своими руками то валил он на землю лиственницу, то выдирал из земли другую и не мог нарадоваться.
Последним они дали ей проглотить Эр Агыына, но она не возвращала его— ни когда они скомандовали: «Готово!», ни когда отодрали ее за уши. Тогда они убили джелбеге и взрезали ей живот. А там уже сидел Эр Агыын с двумя ногами, из кончика его стрелы сыпались искры, а ствол дымился. Натянув лук, он как раз собирался прострелить дыру в животе джелбеге, чтобы выйти наружу.
7. Хевис Сююдюр
Так как рожден он был мужем, он, конечно, отстреливал на пестрой горе целебных источников лучшую дичь. И если отправлялся он на охоту при молодом месяце, то возвращался, когда тот был уже старым. И тогда верхние его седельные ремешки [57] были натянуты до предела под тяжестью добычи, а нижние седельные ремешки обрывались, и добыча падала — могло ли быть иначе!
Кто знает, сколько лет он охотился так, но однажды, когда он вернулся с охоты домой, появился на свет рожденный мужем Хевис Сююдюр.
«Родился у меня младший брат — поддержка в старости, вот когда я наконец вкушу счастья!» — подумал Алдыычы Мерген и устроил праздник — иначе и быть не могло — на семь дней без роздыха. А отпировав шесть дней — ведь большой был пир, поехал он снова на охоту. Ведь к этому он привык сызмала, к этому лежало его сердце, и ничем его было не перебороть.
«Родился Хевис Сююдюр! Наконец и я узнал счастье! Родился мой младший брат! Поохочусь я теперь пять дней, да и вернусь домой» — так думал Алдыычы Мерген, отправляясь на охоту — иначе и быть не могло — на пеструю гору целебных источников. Но сколько ни гонялся за дичью наш герой, рожденный мужем, ничего в этот раз ему не попалось. И туда метал он свою палку, и сюда — ничего. Гнал он горную дичь вниз по склону и кидал в нее своей дубинкой — ничего; гнал он дичь со склонов вверх на гору и метал в нее палку — и снова ничего.
«Ну, значит, пришел мой смертный час», — решил он. И так как в этот день не было ему ни в чем удачи, вернулся он спешно к своему серому коню, владевшему даром провидения. Дыхание, вырывавшееся из груди коня, было словно черный туман; слезы, капавшие из его глаз, градом падали на землю — такой он был грустный!
— Эй, ты, коли хочешь проглотить своего собственного хозяина, сейчас самое время! Что ты видишь впереди? У меня ведь всегда была богатая добыча! Что же случилось на этот раз? — спрашивал он. В конце концов он нагнал осиротевшего детеныша архара, уложил его, а когда галопом прискакал с этой единственной добычей домой, то оказалось, что народ его захватили как добычу и не осталось там ни пылинки, ни соринки — вот что случилось.