Еще одним сборником тувинских сказок мы обязаны сосланному в Сибирь революционеру Ф. Я. Кону [13], который участвовал в 1902–1903 гг. в одной из научных экспедиций в район «Урянха», т. е. в Туву, организованной Восточно-Сибирским отделом Русского географического общества. Он опубликовал восемь из собранных им сказок (среди них варианты сказок № 8, 9, 10 — сказка о молодце Хайтыкаре и № 11 — сказка про царя Черни), а четыре остались еще в рукописи. Я получила возможность познакомиться с его сказками лишь после составления комментариев.
Первые записи тувинских сказок носят почти сплошь конспективный характер, частично — как у Потанина и Кона — они имеются лишь в русском переводе, а не на языке оригинала. По этой причине, как пишет о записях сказок сам Потанин, они представят интерес главным образом для этнографа и исследователя мифологии — как свидетельства древнего миропонимания, для фольклориста же их интерес будет лишь относительным, ибо ему важны художественные особенности, которые, конечно, теряются при таком методе записывания. Но и они дают по крайней мере доказательства существования и характера сюжетов, из которых что-то могло бы пропасть в быстротекущем процессе формирования из племен народностей, сопровождающемся отмиранием того или иного диалекта, если бы мы стали ждать, пока найдутся лингвисты, знающие все эти диалекты и языки, способные сделать аутентичные записи [14]: (А сам Потанин собрал сказки всех населявших алтайский район народностей — и тюркских и монгольских.) Нечего и говорить о том, сколь справедлива была такая точка зрения.
И действительно, сопоставление записей Радлова, Потанина и Катанова с записями, сделанными через сто лет, свидетельствует о живучести традиционной народной поэзии в этой части Центральной Азии.
Вновь образцы тувинской народной литературы начали собирать и публиковать лишь после долгого перерыва. Уже в 1921 г., когда была основана Тувинская Народная Республика, в принципе были созданы благоприятные условия для интенсивного занятия фольклором тувинцев, но продолжение собирательской и публикаторской деятельности тормозилось из-за отсутствия национальной письменности, которая была создана лишь в 1930 г. Только тогда получила реальную почву и широкий размах интенсивная собирательская работа, проводимая прежде всего национальными кадрами. Систематическое собирание, издание и исследование устного народного творчества с самого начала направлялось Тувинской революционно-народной партией (ТРНП), которая сознательно использовала добрые традиции культуры тувинского народа в борьбе с пережитками феодализма и призвала к использованию резервов, таящихся в народной поэзии. Формировавшееся в то время первое поколение тувинских писателей принимало активное участие в собирательской деятельности и нашло в тувинском фольклоре немало важных импульсов для своей творческой работы.
В самой Туве первое издание тувинских тоол (сказок, сказаний), содержащее две бытовые сказки и два героических сказания, вышло в 1938 г. Через год в сборнике тувинских поэтов было опубликовано еще одно героическое сказание, а в 1941 г. вышло самое обширное из тувинских героических сказаний в журнале «Заря революции» («Револустунг херели»), органе Комитета по делам культуры при Совете Министров Тувинской Народной Республики, в первом номере которого была' опубликована статья со ссылкой на резолюцию X съезда ТРНП, где не только говорилось о смысле и значении сохранения всех произведений и жанров литературы, которая до сих пор существовала лишь в устной традиции, но и были даны конкретные указания и руководство к собирательской деятельности. А так как национальная письменная литература тогда еще отсутствовала, первые публикации тувинского фольклора вместе с переводами с русского языка стали первыми образцами художественной литературы на тувинском языке. Может быть, это и явилось одной из причин глубокой народности современной тувинской литературы, тесной связи ее создателей с народом.
В 1944 г. начался новый этап в исследовании культуры Тувы. Теперь гораздо больше молодых тувинцев получало образование в вузах и университетах Советского Союза. Наблюдался заметный подъем работы научно-исследовательских учреждений в области языка, истории, археологии и этнографии, литературы и фольклора. Организационным центром научной работы по собиранию и публикации тувинского фольклора стал основанный в 1945 г. Тувинский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории (ТНИИЯЛИ). Сотрудники сектора литературы и фольклора выезжали на полевые исследования, разыскивали сказителей и записывали их репертуар. Кроме того, этот сектор организовал актив собирателей из местной интеллигенции и учащихся и стал практиковать магнитофонную запись.
С 1947 г. институт в Кызыле издал — почти с равными промежутками — одиннадцать выпусков сказок и героических сказаний (тыва тоолдар) на тувинском и четыре — на русском языке, в том числе три выпуска записей из репертуара очень известных тогда рассказчиков (О. Ч. Чанчы-хоо, 1895–1962; О. Н. Мангнай, 1892–1968; Т. X. Баазангай). Кроме того, в 1979 г. вышло издание «Кангывай Мерген» для детей и в 1983 г. — героический эпос (маадырлыг тоол) «Бора шокар аъттыг Боролдай» сказителя X. С. Монгуша, запись О. К.-Ч. Дарыма [15]. В рукописном фонде сектора литературы и фольклора ТНИИЯЛИ хранится сегодня обширный материал по всем жанрам народного творчества, из сказок — намного больше того, что уже опубликовано. Исследование этого материала советскими учеными, прежде всего тувинскими, дополняет данные этнографических и археологических исследований, китайские и монгольские письменные источники и труды европейских путешественников и восточных авторов и будет способствовать написанию истории тувинского народа.
Наряду с несколькими научными статьями и исследованием Л. В. Гребнева о героическом эпосе тувинцев было разработано первое монографическое исследование о тувинской сказке — диссертация И. А. Вчерашней.
В настоящее время фольклористы Тувинской АССР работают над задачей, которую они поставили перед собой к 40-летию создания тувинского шрифта и 25-летию основания ТНИИЯЛИ: над совершенствованием научно-методической и организационной основы собирания традиционного и послереволюционного фольклора, над систематическим изданием сборников фольклора и над завершением монографического описания всех жанров тувинского фольклора, их поэтики, социального содержания и соотношения с художественной литературой.
Но пока упомянутые сборники и исследования не охватили сказочного репертуара и вообще фольклора алтайских тувинцев. Поэтому значительный научный интерес имеют записи и публикации фольклора, еще бытующего у тувинцев сомона Цэнгэл в МНР. Это и было главной целью моих полевых исследований, первого этапа на пути к выполнению этой задачи. И то, что среди моих информаторов были тувинцы, живущие по ту сторону Алтайского хребта, что от них были записаны образцы устного народного творчества и этой группы и сборник, таким образом, может представить сказки алтайских тувинцев в целом, создает более прочную основу для рассмотрения их на фоне сказок тувинцев Южной Сибири.
Вскоре после начала собирательской работы мне стало ясно, что тот фольклор, который бытовал еще здесь в народе, не только будет интересен исследователю, но и принесет радость всем тем, кто испытывает живой интерес к жизни, мышлению и чувствам других народов.
Результатом моей в общей сложности почти шестимесячной полевой работы [16] кроме этнографического материала, часть которого уже обнародована в ряде статей, были записи 120 песен (ыр), 17 шаманских заклинаний, 50 благословений (алгыш) и восхвалений (мактаар), около 800 пословиц (джечен сёс) и загадок (дывызык) и 90 сказок (тоол), историй (тёёкю) и мифов (домак).
16
Эти полевые исследования в МНР велись по поручению научных учреждений ГДР, а не по поручению Института этнографии АН СССР, как утверждает С. И. Вайнштейн в статье "Тувинцы Монгольского Алтая". Сведения, приводимые
С. И. Вайнштейном о сроках моих экспедиций ("в 1970–1980 гг.") и о собирании мною этнографического и фольклорного материала от тувинцев Цэнгэльского сомона [ "по согласованной (с ним. — Э. Т.) этнографической программе"], также, к сожалению, не соответствуют действительности [см. с. 233–234 статьи "Тувинцы Монгольского Алтая (коодинские тувинцы)", помещенной в "Полевых исследованиях Института этнографии АН СССР". 1980–1981 (М., 1984) и не авторизованной мною].