И на это согласился учтивый разбойник. Возница сел на коня Мерзавио и поехал в Полице, а Мерзавио выпряг его коней и пустил их пастись. Но возчик этот был большой плут. Он не поехал в Полице на исповедь, а доехал только до ближайшего трактира и там рассказал, что на большой дороге его ожидает разбойник; да ещё в трактире выпил для куражу, взял там трёх работников и налетел с ними на Мерзавио. Вчетвером они страшно отдубасили беднягу Мерзавио и гнались за ним до самых гор. И учтивый разбойник вернулся в свою пещеру избитый и ограбленный.
В третий раз вышел Мерзавио на большую дорогу возле Находа и стал ждать, какую добычу пошлёт ему судьба. Вот едет возок, покрытый брезентом, а на нём торговец везёт на ярмарку в Наход расписные пряники.
Выскочил тут юный Мерзавио на дорогу и крикнул:
— Сдавайся, добрый человек, — я разбойник! (Так его научил лохматый Винцек.)
Торговец остановил лошадь, почесал в затылке, а потом приподнял брезент и говорит:
— Эй, старуха, здесь какой-то пан разбойник.
Тут брезент развернулся, из-под него вылезла толстая бабка, подбоченилась и напустилась на юного Мерзавио:
— Ах ты антихрист, ах ты бандит, безбожник, безобразник, башибузук, ворюга, взломщик, висельник, ах ты грешник, головорез, грубиян, ах ты грабитель, дармоед, ежовая голова, еретик, живоглот, ах ты злодей, зверь, ах ты Ирод, изверг, идол, ах ты Каин, кровопивец, каторжный, ах ты лентяй, лодырь, людоед, как ты смеешь нападать на честных и почтенных людей?
— Простите, мадам, — растерянно пролепетал Мерзавио, — я не имел представления о том, что в карете есть дама…
— Оно сразу видно, что есть, — продолжала торговка, — и ещё какая дама!.. Ах ты Махамет, мракобес, негодник, нехристь, нахал, оболтус, озорник, ах ты преступник, паршивец, плут!..
— Тысячу извинений, мадам, если я вас напугал! — умолял Мерзавио в ужасном смущении. — Трешарме́, мадам, сильвупле́, заверяю вас в своём искреннейшем сожалении, что, что…
— Убирайся отсюда, безобразник, — кричала достойная дама, — пока я тебе не сказала, что ты поганец, пустопляс, пропащий человек, разбойник и Ринальдо Ринальди́ни, сатана, тюремная птица, трус, тигр, татарин, турок, тиран и уголовник!..
Продолжения юный Мерзавио уже не слышал, потому что пустился наутёк и остановился только на самых Брендах. Но и там ему всё ещё казалось, будто ветер доносит что-то вроде: «Убийца, фанфарон, хулиган, христопродавец, чудовище, чучело, эгоист, язва…»
Дальше — больше. Под Ратиборжицами юный разбойник остановил золотую карету, но в ней сидела ратиборжицкая принцесса, и была она так прекрасна, что Мерзавио в неё влюбился и взял у неё — и то с её согласия — только надушенный платочек. И, понятное дело, благоуханием платочка шайка на Брендах не могла насытиться. А в другой раз под Суховершицами встретил он мясника, который вёл корову в Упице на убой, и хотел его зарезать, но мясник стал просить, чтобы он передал отцовский наказ всем его двенадцати сироткам. И такие он говорил жалостные, красивые и трогательные слова, что Мерзавио расплакался и не только отпустил мясника с его коровой, но и дал ему двенадцать дукатов, чтобы тот всем своим ребятишкам подарил по золотому на память о грозном разбойнике Мерзавио. А был этот прохвост-мясник старым холостяком, и у него даже кошки не было, а не то что дюжины ребятишек.
Ну, короче говоря, каждый раз, когда Мерзавио собирался кого-нибудь ограбить или убить, обязательно мешали ему учтивость и деликатность, и он не только ни у кого ничего не взял, но вдобавок всё своё потерял.
Худо, совсем худо шли у него дела. Все его подручные вместе с лохматым Винцеком разбежались и предпочли честно работать, как все люди; сам Винцек пошёл в работники на гроновскую мельницу, что и сейчас там стоит за церковью.
Юный Мерзавио остался один-одинёшенек в своей разбойничьей пещере на Брендах. Голод его мучил, и стал он раздумывать, куда же ему податься. Тут-то вспомнил он об отце настоятеле бенедиктинского монастыря в Броумове, который его очень любил, и отправился к нему спросить совета.
Пришёл он, упал на колени, заплакал и рассказал, что вот дал он клятву своему отцу стать разбойником, но так как воспитание получил тонкое и благородное, то никак не может он никого ни убить, ни обобрать. Что лее ему делать и как тут быть?
Отец настоятель, выслушав всё это, взял двенадцать понюшек табаку и двенадцать раз подумал, а потом сказал:
— Чадо моё возлюбленное, хвалю тебя за доброту и учтивость, но разбойником быть ты не можешь — как потому, что это смертный грех, так и потому, что ты этого не умеешь. Но, дабы ты сдержал клятву, данную твоему батюшке, будешь и впредь обирать людей, однако честным путём. Поступай-ка ты на место сборщика дорожной пошлины. И будешь ты подстерегать людей на большой дороге, а когда кто-нибудь поедет, налетишь на него и потребуешь два крейцера пошлины. И притом можешь ты дело своё исправлять со всей учтивостью, на какую ты способен.