— И крапивник тоже? — спросил крапивник.
— Тоже, — отвечал скворец. — Все-все птицы на свете посидели на этом яйце, все его высиживали. Только когда сказали курице, что теперь её очередь, курица и говорит:
«Как так, как? Ко-кок-когда мне? Мне не-кок-кок-когда! Нашли дуру!»
И не захотела высиживать небесное яйцо. И вот, когда уже все птицы на том яйце пересидели, выклюнулся из него божий ангел. Когда он вывелся, не стал он ни клевать, ни пищать, как птенцы, а полетел прямо на небо и запел «Аллилуйя», а потом сказал:
«Пташки, вот чем я вас отблагодарю за то, что вы меня высидели: будете вы с нынешнего дня летать в небесах. Смотрите, вам нужно вот так замахать крыльями, и — хлоп! — вот вы и полетели! Итак, внимание… Раз, два, три!»
И только он сказал «три», все птицы полетели и летают и доныне. Только курица не умеет летать, потому что не захотела сидеть на небесном яйце. И всё это святая правда, потому что так рассказывал карлштейнский ворон!
— Итак, внимание, — сказал дрозд. — Раз, два, три!
И тут все птички затрясли хвостиками, взмахнули крыльями и полетели, каждая со своей песенкой и по своим делам.
БОЛЬШАЯ ПОЛИЦЕЙСКАЯ СКАЗКА
Вы, конечно, ребята и сами знаете, что в каждом полицейском участке всю ночь дежурят несколько полицейских на тот случай, если что-нибудь стрясётся: скажем, к кому-нибудь разбойники полезут или просто злые люди захотят кого обидеть. Вот затем-то и не спят полицейские всю ночь напролёт; одни сидят в дежурке, а другие — их называют патрулями — ходят дозором по улицам и присматривают за разбойниками, воришками, привидениями и прочей нечистью.
А когда у этих патрульных ноги заболят, они возвращаются в дежурку, а на смену им идут другие. Так продолжается до самого утра, а чтобы не скучать в дежурке, курят они там трубки и рассказывают друг другу, где что интересное видели.
Вот однажды сидели полицейские, покуривали и беседовали, и тут вернулся один патрульный, как бишь его… ага, пан Халабурд, и говорит:
— Здорово, ребята! Докладываю, что у меня уже ноги заболели!
— Сядь посиди, — приказал ему старший дежурный, — вместо тебя пойдёт в обход пан Голас. А ты нам расскажи, что нового на твоём участке и какие были происшествия.
— Сегодня ночью ничего особенного не случилось, — говорит Халабурд. — На Штепаньской улице подрались две кошки, так я их именем закона разогнал и сделал предупреждение. Потом на Житной улице вызвал пожарных с лестницей, чтобы водворили воробьишку в гнездо. Родителям его тоже сделано предупреждение, что надо лучше смотреть за детьми. А потом, когда шёл я вниз по Ячной улице, кто-то дёрнул меня за штаны. Гляжу, а это домовой. Знаете, тот усатый, с Карловой площади.
— Который? — спросил старший дежурный. — Там их несколько живёт: Мыльноусик, Курьяножка, Квачек, по прозвищу Трубка, Карапуз, Пумпрдлик, Шмидркал, Падрголец и Тинтера — он недавно туда переселился.
— Домовой, дёрнувший меня за брюки, — отвечал Халабурд, — был Падрголец, проживающий на той, знаете, старой вербе.
— А-а! — сказал старший дежурный. — Это, ребята, очень, очень порядочный домовой. Когда на Карловой площади что-нибудь потеряют — ну, там, колечко, мячик, абрикос или хоть леденец, — он всегда принесёт и сдаст постовому, как полагается приличному человеку. Ну, ну, рассказывай.
— И вот этот Падрголец, — продолжал Хала-бурд, — мне говорит:
«Пан дежурный, я не могу домой попасть! В мою квартиру на вербе забралась белка и меня не впускает!»
Я вытащил саблю, пошёл с Падргольцем к его вербе и приказал белке именем закона впредь не допускать таких действий, проступков и преступлений, как нарушение общественного порядка, насилие и самоуправство, и предложил ей немедленно покинуть помещение.
Белка на это ответила:
«После дождичка!»
Тогда я снял пояс и плащ и залез на вербу. Когда я добрался до дупла, в котором проживает пан Падрголец, упомянутая белка начала плакать:
«Пан начальник, пожалуйста, не забирайте меня! Я тут у пана Падргольца только от дождя спряталась, у меня в квартире потолок протекает…»
«Никаких разговоров, сударыня, — говорю я ей, — собирайте свои орешки или что там у вас есть и немедленно очистите квартиру пана Падргольца! И если ещё хоть раз будете замечены в том, что самоуправно, насилием или хитростью, без разрешения и согласия вторглись в чужое жилище, — я вызову подкрепление, мы вас окружим, арестуем и связанную отправим в полицейский комиссариат! Понятно?»