«Ой, режет, как проволока!»
Хотел я укрепить сломанную ножку лепестком яблоневого цвета, а она расплакалась:
«Ах, ах, давит, как камень!»
Ну что тут делать будешь? И вот пришлось мне наконец счистить, как кожицу, самый блеск, знаете, такой металлический отлив, что бывает на крыльях стрекозы. Сделал я из него две шинки, а лунный луч в капельке росы разделил на семь цветов радуги и самым тоненьким — синим — лучиком привязал эти шинки к сломанной русалкиной ножке. Такая была каторжная работа, что я даже вспотел — лунный свет мне казался жарче августовского солнца!
А когда наконец всё было сделано, сел я возле русалки и говорю:
«Всё в порядке, барышня, теперь вам нужен покой. И ножкой этой не смейте шевелить, пока не срастётся. Но вот что: послушайте, миленькая, удивляюсь я вам и вашим сёстрам! Почему вы всё ещё тут? Ведь, вероятно, уже все вилы и русалки, сколько их было на свете, давным-давно нашли себе лучшее место…»
«Где?» — прошептала русалка.
«Ну, где же! — говорю. — Понятно, в кино, там, где ставят фильмы, знаете? Они играют и танцуют в кинокартинах, получают кучу денег, и весь мир на них потом любуется. Это же чудесное дело, барышня! Все русалки — и женщины и мужчины — давно уже там. Если бы вы видели туалеты и драгоценности этих русалок, — ого-го! Вы бы там никогда и не надели такого простого платьишка, какое на вас сейчас».
«Смотрите-ка! — возмутилась русалочка. — А ведь это платьице соткано из мерцания светлячков!»
«Ну вот, — говорю. — Таких уже давно не носят, и фасоны теперь совершенно другие».
«Со шлейфом?» — затрепетав, спросила русалочка.
«Не ручаюсь, — отвечаю, — я в этом не специалист. И мне уже пора идти, с минуты на минуту рассветёт, а, насколько мне известно, вы, русалки, можете появляться, только пока темно, верно?.. Так с богом, барышня, а насчёт кино вы поразмыслите».
Больше я этой русалки не видел. Вероятно, поломанная берцовая косточка у неё хорошо зажила. Но что вы думаете? С того времени русалки и вилы перестали показываться в Ратиборжской долине. А куда они делись? Ясное дело, ушли в кино. Впрочем, вы сами обратите внимание: в кино кажется, что на экране движутся барышни и дамы, а ведь тела у них никакого нет, дотронуться до них нельзя — всё там из одних лучей. Отсюда видно, что они не кто иные, как русалки. И потому в кино приходится гасить свет, чтобы было темно, — ведь русалки и прочая призрачная живность страшно боятся света и показываются только в темноте.
И ясное дело, что ни призраки, ни прочие сказочные создания в наши дни не проживут, если не найдут себе другого, более разумного занятия. Возможностей у них для этого сколько угодно.
Батюшки мои, а ведь мы, ребята, за всеми этими россказнями чуть не позабыли про волшебника Магната! Сам же он не мог ни пикнуть, ни подать знака — ведь у него всё ещё до этой самой минуты сидела в горле слива. Он мог только потеть от страха, вращать глазами и думать: «Когда же мне наконец эти четыре доктора помогут?!»
— Так, пан Магиаш, — сказал наконец доктор из Костельце, — теперь мы приступим к операции. Но надо нам вымыть руки, потому что в хирургии главное дело — чистота.
И начали все четыре доктора мыть руки — сначала тёплой водой, потом чистым спиртом, потом бензином, потом карболкой, затем облачились в белые халаты… Ой, батюшки-светы, ребята, сейчас начнётся операция! Кто боится на неё смотреть, пусть лучше зажмурит глаза.
— Винцек, — приказал доктор из Горжичек, — придержи-ка пациенту руки, чтобы он не шевелился.
— Вы готовы, пан Магиаш? — спросил торжественно доктор из Упице.
Магиаш только кивнул. Было ему так страшно, что душа у него ушла в пятки.
— Итак, начнём! — закричал гроновский доктор. — Раз… два… три…
В ту же минуту доктор из Костельце размахнулся и дал волшебнику Магнату в спину такого тычка или тумака, что:
раздался грохот, словно гром загремел, и люди в Находе, и в Стракоче, и даже в Смиржицах поглядели на небо — не началась ли вдруг гроза;
земля задрожала так, что в Сватоновицах обвалилась штольня в заброшенной шахте, а в Находе закачалась колокольня костёла;
во всей округе — до самого Трутнова и Полице, а пожалуй, и ещё подальше — взлетели с испугу все голуби, все собаки с перепугу залезли в конуру, а все кошки спрыгнули с печки;