— Эй, бабка, — крикнул гонец, наклонясь в седле, — король твою Зверушку требует!
— Получит он, что желает, — говорит старушка, — если он мне столько талеров пожалует, сколько чистейшего на свете серебра чепчик его матушки прикрывает!
Гонец обратно во дворец полетел — только пыль до неба заклубилась.
— Король-батюшка, — доложил он, — старуха Зверушку представит, если ей ваша милость столько талеров пожалует, сколько чистейшего на свете серебра чепчик вашей матушки прикрывает!
— Ну что ж, это не дорого, — сказал король и дал своё королевское слово пожаловать старушке ровно столько талеров, сколько она требует.
А сам тут же отправился к своей матушке.
— Матушка, — сказал он, — у нас сейчас гости будут. Надень же ты свой хорошенький маленький чепец — самый маленький, какой у тебя есть, чтобы только макушку прикрыть!
И старая матушка его послушалась.
Вот старушка вошла во дворец, а на спине у неё была корзина, хорошенечко завязанная большим чистым платком.
В тронном зале её ожидали уже и король, и его матушка, и принцесса; да и все министры, генералы, тайные и явные советники тоже стали тут, затаив дыхание от волнения и любопытства.
Не спеша, не торопясь, стала старушка свой платок развязывать. Сам король вскочил с трона — до того не терпелось ему поскорее увидать Неведому Зверушку.
Наконец сняла старушка платок. Из корзины выскочила чёрная кошка и одним прыжком взлетела прямо на королевский трон.
— Вот так так! — закричал король. — Да ведь это всего-навсего кошка! Выходит, ты нас обманула, старая?
Старушка упёрла руки в бока.
— Я вас обманула? Ну-ка, гляньте, — сказала она, указывая на кошку.
Смотрят — глаза у кошки загорелись, точь-в-точь как драгоценнейшие изумруды.
— Ну-ка, ну-ка, — повторяла старушка, — разве у неё не изумрудные глаза, и уж их-то у неё, король-батюшка, никто не украдет! А усы у неё богатырские, хоть сама она и невеличка!
— Да-а, — сказал король, — а зато шёрстка у неё чёрная и никаких искр от неё не сыплется, бабушка!
— Погодите-ка, — сказала старушка и погладила кошечку против шерсти. И тут все услышали, как затрещали электрические искры.
— А лапки, — продолжала старушка, — у неё бархатные, сама принцесса не пробежит тише её, даже босиком и на цыпочках!
— Ну ладно, — согласился король, — но всё-таки у неё нет ни одного кармана и тем более никаких шестнадцати ножиков!
— Карманы, — сказала старушка, — у неё на лапках, и в каждом спрятан острый-преострый кривой ножик-коготок. Сосчитайте-ка, выйдет ли ровно шестнадцать!
Тут король подал знак своему старшему советнику, чтобы он сосчитал у кошки коготки. Советник наклонился и схватил кошку за лапку, а кошечка как фыркнет, и глядь — уже отпечатала свои коготки у него на щеке, как раз под глазом!
Подскочил советник, прижал руку к щеке и говорит:
— Слабоват я стал глазами, король-батюшка, но сдаётся мне — когтей у неё очень много, никак не меньше четырёх!
Тогда король подал знак своему первому камергеру, чтобы и тот сосчитал у кошки когти. Взял было камергер кошечку за лапку, но тут же и отскочил, весь красный, схватившись за нос, а сам и говорит:
— Король-батюшка, их тут никак не меньше дюжины! Я собственнолично ещё восемь штук насчитал, по четыре с каждой стороны!
Тогда король кивнул самому государственному канцлеру, чтобы тот посчитал когти, но не успел важный вельможа нагнуться над кошкой, как отпрянул словно ужаленный. А потом, потрогав свой расцарапанный подбородок, сказал:
— Ровно шестнадцать штук, король-батюшка, собственноподбородочно сосчитал я последние четыре!
— Что ж, тогда ничего не попишешь, — вздохнул король, — придётся мне кошку купить. Ну и хитра же ты, бабушка, нечего сказать!
Стал король выкладывать денежки. Взял он у своей матушки маленький чепец — самый маленький, какой у неё был, — с головы, высыпал талеры на стол и накрыл их чепцом. Но чепец был такой крошечный, что под ним поместилось всего лишь пять серебряных талеров.
— Вот твои пять талеров, бабушка, бери и иди с богом, — сказал король, очень довольный, что так дёшево отделался.
Но старушка покачала головой и сказала:
— У нас не такой уговор был, король-батюшка. Должен ты мне столько талеров пожаловать, сколько чистейшего на свете серебра чепец твоей матушки прикрывает.
— Да ведь ты сама видишь, что прикрывает этот чепец ровно пять талеров чистого серебра!
Взяла старушка чепец, разгладила его, повертела в руке и тихо, раздумчиво сказала: