— Я бы ей письмецо мигом доставил, — сказал почтальон Кольбаба, — кабы я только знал, как нашу барышню Марженку звать по-настоящему и в каком городе, на какой улице и в каком номере дома она проживает.
— Так бы, пан Кольбаба, каждый мог, — сказал пан почтмейстер. — Для этого не надо и почтальоном быть. Но мне бы очень хотелось, чтобы девушка получила письмецо.
— Ладно, пан почтмейстер, — согласился почтальон Кольбаба, — тогда я девушку разыщу, хоть бы мне целый год пришлось бегать и обойти весь белый свет!
С этими словами положил он в свою почтальонскую сумку таинственное письмо и краюшку хлеба, перекинул сумку через плечо и отправился на поиски девушки.
Ходил, ходил почтальон Кольбаба по белому свету и всюду спрашивал, не живёт ли здесь девушка Марженка, которая ждёт письма от своего жениха — шофёра Франтика. И обошёл он весь Литомержицкий округ, и Лоунский, и Раковницкий, и Плзень и Домажлицы, прошёл Писек, и Будейовицы, и Пржелоучский округ, и Табор с окрестностями, и Чаславский округ, и Градец, и Йичинский, и Болеславский округа, побывал в Кутной Горе, Литомышле, Тршебоне, Воднянах, Сушице, Пржибраме, Кладно и Младой Болеславе, и в Вотицах, и в Трутнове, и в Соботке, и в Турнове, и в Сланеме, и в Пелгржимове, и в Добрушке, даже в Упице и в Гронове, и у Семи Халуп, и на Кракорке был, и в Залесье, — ну, словом, короче говоря, везде и всюду, и повсюду расспрашивал о девушке Марженке.
Марженок он в Чехии нашёл, понятное дело, массу — общим числом сорок девять тысяч девятьсот восемьдесят, но ни одна из них не ждала письмеца от шофёра Франтика. Некоторые из них ждали письма от какого-нибудь шофёра, но только оказывалось, что его звали не Франтиком, а Тоником, или Владиславом, или Вацлавом, Йозефом, или Яролимом, или Лойзиком, или же Флорианом, либо Иржиком, или Иоганном, или Вавринцем. Попадались даже и Доминик, Венделин и Еразим, но только не Франтик! А иные из этих Марженок опять же ждали письма от некоего Франтика, только тот, в свою очередь, был не шофёром, а слесарем или же фельдфебелем, столяром или кондуктором, иногда даже аптекарем, обойщиком, парикмахером или портным, но отнюдь не шофёром.
И так почтальон Кольбаба пробродил по белу свету ровнёшенько год со днём, но всё не мог вручить письмо той самой, настоящей Марженке. Много он всего повидал: видел города и сёла, поля и леса, восход и заход солнца, прилёт жаворонков и приход весны, сев и жатву, грибы в лесу и зреющие сливы, видел в Жатце хмель, а в Иельниче виноград, в Тршебоне карпов, а в Пардубицах пряники… А когда прошёл ровно год этого бесплодного хождения, сел он, пригорюнясь, у дороги и сказал себе:
— Значит, всё напрасно. Видно, эту Марженку мне никогда не найти!
Чуть не заплакал он от жалости. Жалко ему было Марженку, что не получила она письма от юноши, который любил её больше жизни; жалел он и шофёра Франтика, чьё письмо не мог доставить; жалел и самого себя — ведь столько он намучился с этим письмом, столько дорог исходил, в непогоду и в жару, в стужу и распутицу, и всё понапрасну.
Сидит он у дороги, горюет и видит, что по дороге едет какая-то машина. Едет потихоньку — так, километров шесть в час. И почтальон Кольбаба сказал себе: «Наверно, какая-нибудь развалина. Еле-еле плетётся!»
Но когда машина подъехала поближе, видит он, что это — провалиться мне на этом месте! — роскошный, восьмицилиндровый «роллс-ройс», за баранкой сидит грустный-прегрустный шофёр, а сзади грустный, одетый в чёрное хозяин.
И когда этот грустный человек увидел у дороги замученного почтальона Кольбабу, он велел остановить машину и сказал:
— Садитесь, почтальон, я вас немного подвезу.
Почтальон Кольбаба обрадовался, потому что у него после такой долгой дороги уже ноги не ходили. Сел он рядом с этим грустным чёрным человеком, и машина снова потихоньку, печально тронулась дальше.
Когда проехали они так километра три, заговорил почтальон Кольбаба:
— Осмелюсь вас спросить, хозяин: вы, вероятно, едете на похороны?
— Нет, — глухим голосом сказал грустный человек. — Почему вы думаете, что мы едем на похороны?
— Ну, — сказал почтальон Кольбаба, — потому что вы, сударь, изволите быть таким грустным.
— Я потому такой грустный, — загробным голосом отвечал чёрный человек, — что моя машина едет так тихо и грустно.
— Ну да, — сказал почтальон Кольбаба. — А почему же такая прекрасная машина так тихо и грустно едет?
— Потому, что её ведёт грустный шофёр, — печально отвечал чёрный человек.
— Ага, — сказал почтальон Кольбаба. — А позвольте, ваша милость, узнать, почему, собственно, этот пан шофёр такой грустный?