И с этими словами подал ей письмо.
Барышня Марженка ещё больше побледнела.
— Пан почтальон, — сказала она тихим голосом, — это письмо, наверно, не ко мне — ведь на нём и адреса нет!
— Да вы только распечатайте, — настаивал почтальон Кольбаба. — Если оно не к вам — возвратите его мне, и дело с концом!
Барышня Марженка дрожащими пальцами распечатала конверт, и, как только она начала читать, лицо её зарумянилось.
— Ну что, — спросил почтальон Кольбаба, — вернёте мне письмо или нет?
— Ни за что! — воскликнула барышня Марженка и глаза её засияли от радости. — Пан почтальон, да ведь это же то самое письмецо, которого я ждала год и один день! Пан письмоносец, я прямо не знаю, что вам за него дать!
— Не знаете? Так я вам это скажу, — отвечал почтальон Кольбаба. — Дайте мне две кроны доплаты, потому что ваше письмо было без марки. Доплатное, понятно? Тьфу ты пропасть, из-за этих несчастных двух крон я и бегаю целый год со днём!.. Так, большое спасибо! — добавил он, когда получил две кроны. — А ответа, барышня, тут кто-то ждёт… — и кивнул головой шофёру Франтику, который стоял за углом.
А пока Франтик получал ответ, почтальон Кольбаба присел рядом с чёрным человеком и заговорил:
— Ровно год и один день, ваша милость, бегал я с этим письмом — ну и не даром! Взять хоть одно то, сколько я всего повидал! Как же красива и хороша наша земля где ни возьми — у Плзеня ли, у Торице или у Табора!.. Ага, наш Франтик уже возвращается. Оно, конечно, такое дело скорее уладишь лично, чем письмом без адреса.
Шофёр Франтик ничего не сказал, но глаза у него так и сияли.
— Что же, поехали, пан шеф? — спросил он.
— Поехали, — сказал человек в чёрном. — Только сперва подбросим пана Кольбабу на почту.
Шофёр вскочил в кабину, нажал стартер, включил скорость и сцепление, и машина тронулась плавно и легко, словно во сне.
И уж будьте уверены, стрелка спидометра моментально показала сто двадцать километров в час!
— Ну и ход же у машины! — ликовал человек в чёрном. — А всё потому, что её ведёт счастливый шофёр!
И все они благополучно приехали на место. И мы с вами тоже.
РАЗБОЙНИЧЬЯ СКАЗКА
Было это ужасно давно — так давно, что и покойный старый Зелинка этого не помнил, а ведь он знал и моего толстого прадедушку, да будет земля ему пухом!
Так вот, в те времена хозяйничал на горах Брендах знаменитый и грозный разбойник Мерзавио, самый страшный злодей из всех злодеев, со своими двадцатью одним подручным, пятьюдесятью ворами, тридцатью воришками и двумястами пособниками и укрывателями.
И представляете, этот Мерзавио подкарауливал на большой дороге либо перед Поршичи, либо перед Костельце, а то и перед Гроновым, когда поедет какой-нибудь там купец, богатый еврей или рыцарь на коне. Тут он выходил на дорогу, орал на него страшным голосом и отбирал всё его добро; да ещё ограбленный должен был радоваться, что Мерзавио его не зарезал, не застрелил или не повесил на суку. Вот какой злодей и душегуб был этот Мерзавио!
Едет себе какой-нибудь купчишка по дороге, покрикивает лошадкам «но» да «пошёл» и радуется, что вот продаст в Трутнове свой товар. А когда въедет в лес, станет ему страшновато, как бы не напали разбойники, и он, чтобы виду не подать, насвистывает про себя весёлую песенку. И вдруг выйдет из леса человечище ростом с гору, толще нашего соседа пана Шмейкала, да ещё на две головы выше, и к тому же усатый до того, что за усами рожи не видно. Представьте, каково купцу, когда такой детина встанет перед его лошадками, рявкнет: «Кошелёк или жизнь!» — и наведёт на него пистолет, да не пистолет, а целую пушку!
Ясное дело, отдаёт купец свой кошелёк, а Мерзавио у него заберёт к тому же и товар, и коней, и кафтан. Обдерёт его как липку, да ещё кнутом поддаст жару, чтобы ему, бедняге, легче было бежать до дому. Да уж, говорю вам, был этот Мерзавио сущий висельник!
Но, поскольку кругом, куда ни глянь, не было другого разбойника (только где-то возле Маршова был какой-то, но против Мерзавио он был просто цыплёнок), шёл у Мерзавио разбойный промысел очень хорошо, и вскоре стал он богаче иного рыцаря. А так как у него был маленький сыночек, старый разбойник и подумал:
«Что ж, отдам-ка я его куда-нибудь в ученье! Пускай обойдётся мне это в пару тысчонок — не беда, карман позволяет. Пусть научится немецкому и французскому, пусть умеет говорить «битте шён» и «жевузем», и играть на фортепьянах, и танцевать кадриль, и есть с тарелки, и утирать нос платком, как полагается по… как его?.. этикету. Хоть я всего-навсего разбойник, а сын у меня пускай будет не хуже какого-нибудь графчика! Раз я так решил — значит, баста!»