Джека очень тревожило положение бедных душ, запертых в омаровых панцирях. Он голову себе сломал, думая, как бы их освободить оттуда. Сперва он хотел было переговорить обо всем со священником. Но чем священник мог им помочь? И какое дело Кумаре до какого-то там священника? Да и, кроме того, Кумара был славным парнем, он вовсе и не думал, наверное, что причиняет кому-нибудь зло. К тому же Джек в нем уже души не чаял. Правда, если бы узнали, что он обедает с водяным, чести ему это бы не прибавило.
В общем, Джек решил, что самое лучшее будет пригласить Куу к себе обедать, напоить его, — если это удастся, — а потом стащить у него шапку, спуститься на дно и опрокинуть все панцири.
Однако для этого в первую очередь надо было убрать с дороги Бидди: Джек был достаточно предусмотрителен, чтобы не доверять тайну женщине.
И вот он сделался вдруг ужасно набожным и заявил Бидди, что во имя спасения их душ ей не мешало бы навестить источник Святого Иоанна, что возле Энниса. Бидди согласилась с этим и наконец в одно прекрасное утро, на рассвете, тронулась в путь, строго наказав Джеку присматривать за домом.
Когда берег опустел, Джек отправился к скале, чтобы подать Кумаре условленный сигнал, а именно: бросил здоровый камень в воду. Не успел Джек бросить, как наверх всплыл Куу.
— С добрым утром, Джек, — сказал он. — Что тебе от меня надо?
— Да пустяки, не о чем и говорить-то, — отвечает Джек. — Вот решил пригласить вас к себе пообедать, если не сочтете это слишком большой вольностью с моей стороны. В общем, милости просим!
— С удовольствием, Джек, отчего же нет! А в котором часу?
— В любом, какой вам больше подходит, сэр. Ну, скажем, в час, чтобы вы могли вернуться домой засветло, если захотите?
— Есть! Жди, — сказал Куу. — Не робей!
Джек вернулся домой, приготовил роскошный рыбный обед и вытащил побольше лучших своих заморских вин — вполне достаточно, чтобы споить двадцать человек. Куу явился минута в минуту, со своей красной треуголкой под мышкой. Обед был готов, они сели и принялись есть и пить, как подобает настоящим мужчинам.
Джек не переставал думать о бедных душах, заточенных в клетки на дне океана, и то и дело подливал старине Куу коньяку, надеясь свалить его под стол, и все уговаривал его спеть. Но бедняга Джек забыл, что над их головами не было моря, которое охладило бы его разум. Коньяк ударил ему в голову и сделал свое дело. А Куу, держась за стенку, пошел домой, оставив своего хозяина немым, как треска в страстную пятницу.
Джек так и не очнулся до другого утра. А утром до чего же грустно ему стало!
— Нечего и думать, будто можно споить этого старого пьяницу, — сказал он. — Но как же тогда я освобожу из омаровых панцирей бедные души?
Он размышлял над этим почти весь день, и наконец его осенило.
— Нашел! — сказал он, хлопая себя по колену. — Могу побиться об заклад, что Куу никогда за всю свою долгую жизнь не пробовал нашего потина.[8] Вот это по нем! Стало быть, и хорошо, что Бидди еще целых два дня не будет дома. Попробую-ка еще разок его споить.
И Джек опять позвал Куу. Куу посмеялся над ним, что у него некрепкая голова, и сказал, что он своему дедушке и в подметки не годится.
— А ты испытай меня еще раз, — предложил Джек. — Ручаюсь, что напою тебя допьяна, потом отрезвлю, а потом опять напою.
— Весь к вашим услугам, — ответил Кумара. Теперь уж во время обеда Джек следил, чтобы его рюмка была всегда хорошенько разбавлена, зато Кумаре он наливал только самый крепкий коньяк. А под конец и говорит:
— Послушайте, сэр, а вы пили когда-нибудь потин? Настоящая горная роса!
— Нет, — говорит Куу. — А что это такое? Откуда?
— Секрет! — говорит Джек. — Но уж напиток что надо. Считайте меня болтуном, если он не лучше в сто раз какого-нибудь коньяка или рома. Братец моей Бидди прислал пару глотков в подарок, в обмен на коньяк, и я сохранил его специально, чтобы угостить вас, старинного друга нашей семьи.
— Ну что ж, посмотрим, каков он, — говорит Кумара.
Потин оказался и в самом деле хорош. Первый сорт. А какой запах! Куу был в восторге. Он пил и тянул «Рам бам будл буу», и опять, и еще раз. И хохотал, и пританцовывал, пока наконец не свалился на пол и не захрапел. Тут Джек — ведь он очень старательно следил, чтобы самому остаться трезвым, — подхватил красную треуголку — и бегом к скале. Нырнул и очень быстренько добрался до обиталища Кумары.
Кругом было тихо, как в полночь на кладбище. Ни одной русалки, ни молоденькой, ни старухи. Джек вошел и опрокинул все панцири, но ничего не увидел, услышал только что-то вроде легкого свиста или щебетания, когда опрокидывал их один за другим.
Он был очень удивлен, но потом вспомнил, как священники часто говорили, что никто живой не может увидеть душу так же, как ветер или воздух. Сделав все, что было в его силах, Джек расставил панцири на свои места и пожелал бедным душам счастливого плавания, куда бы они ни плыли. А потом стал подумывать о возвращении назад. Надел как надо шапку, то есть задом наперед, и вышел. Но тут он обнаружил, что вода находится слишком высоко над ним и добраться до неё нет никакой надежды: ведь под боком не было Кумары, который подбросил бы его вверх.
Джек обошел кругом в поисках лестницы, но не нашел ее; и ни единой скалы не было видно поблизости. Наконец он заметил местечко, над которым море повисло ниже всего, и решил попробовать здесь. Только он подошел туда, как какая-то огромная треска случайно опустила вниз хвост. Джек подпрыгнул и ухватился за него. Удивленная треска рванулась вверх и потащила Джека за собой.
Как только шапка коснулась воды, Джека понесло прочь, и он взлетел вверх, как пробка, увлекая за собой бедную треску, которую забыл выпустить из рук. Вмиг он очутился на скале и без промедления бросился к дому, радуясь доброму делу, которое совершил.