— Чтоб тебе пусто было, Гарри… — начали было они.
Но больше ничего не успели сказать, так как в дверях столкнулись с самим Гарри. Он вышел, а за ним следом из-под куртки тянулась тонкая струйка дыма, словно из печи.
— Гарри, — закричала Бриджет, — клянусь моим счастьем, у тебя горит хвост куртки! Ты ведь сгоришь! Разве не видишь, как из-под нее дым идет!
— Трижды перекрестись, — проговорил Гарри, продолжая идти и даже не оглядываясь, — ибо пророчество говорит: скорее наполни горшок до краев…
Но более ни слова до них не долетело, так как Гарри вдруг начал вести себя как человек, который несет что-то слишком горячее — так, во всяком случае, можно было подумать, глядя на поспешность его движений и на странные гримасы, которые он строил, удаляясь от них.
— Что бы такое он мог унести под полой куртки, черт возьми? — гадал Пэдди.
— Батюшки, а не стянул ли он пудинг? — спохватилась Бриджет. — Ведь за ним водятся и не такие еще делишки.
И оба тут же заглянули в горшок, но пудинг оказался на месте — цел и невредим. Тогда они еще больше удивились: что же такое в конце концов он унес с собой?
Но откуда им было знать, чем был занят Гарри Конноли, пока они глазели на небо!
Так или иначе, а день кончился. Угощение было готово, и уже собралось избранное общество, чтобы отведать его. Пресвитер встретился с методистским проповедником еще по дороге к дому Джека Раферти. В предвкушении еды у него разгорелся дьявольский аппетит. Он прекрасно понимал, что может позволить себе этакую вольность, а потому даже настоял, чтобы методистский проповедник обедал с ним вместе. Что ж, в те времена, слава Богу, священнослужители всех вероисповеданий жили в мире и согласии, не то что теперь, ну да ладно.
И вот обед уже подходил к концу, когда сам Джек Раферти спросил Кэтти про пудинг. И не успел спросить, как пудинг тут же явился, большой и важный, как походная кухня.
— Господа, — обращается ко всем Джек Раферти, — надеюсь, никто из вас не откажется отведать по ломтику пудинга. Я имею в виду, конечно, не того плясуна, который пустился сегодня путешествовать, а его славного добропорядочного близнеца, которого приготовила моя женушка.
— Будь спокоен, Джек, не откажемся! — отвечает пресвитер. — Ты положи-ка вот на эти три тарелки, что у тебя под правой рукой, по хорошему ломтю и пришли сюда, чтоб уважить духовенство, а мы уж постараемся, — продолжал он, посмеиваясь, потому что был большой весельчак и любил поострить, — мы уж постараемся показать всем хороший пример.
— От всего сердца примите мою нижайшую благодарность, господа, — сказал Джек. — Могу поручиться, что в подобных делах вы всегда показывали и, надеюсь, будете показывать нам самый лучший пример. И я только хотел бы иметь более достойное угощение, чтобы предложить его вам. Но мы ведь люди скромные, господа, и, конечно, вам вряд ли удастся найти у нас то, к чему вы привыкли в высшем обществе.
— Лучше яичко сегодня, — начал методистский проповедник, — чем наседка…
«Завтра», — хотел он кончить, но запнулся, потому что, к его великому изумлению, пресвитер вдруг поднялся из-за стола, и не успел проповедник отправить в рот первую ложку пудинга и сказать Джек Робинсон,[12] как его пресвитерианское преподобие пустился отплясывать превеселую джигу.
В эту самую минуту вбегает в комнату соседский сын и говорит, что к ним идет приходский священник, чтобы поздравить молодых и пожелать им счастья. И только он сообщил эту радостную весть, как священник уже появился среди пирующих. Однако сей святой отец не знал, что и подумать, когда увидел пресвитера, кружащегося по комнате, словно обручальное колечко. Правда, особенно размышлять ему было некогда, потому что не успел он сесть, как тут вскакивает и методистский проповедник и, сделав руки в боки, этаким залихватским манером пускается вслед за его пресвитерианским преподобием.
— Джек Раферти, — говорит католический отец (да, между прочим, Джек был его арендатором), — что это все означает? Я просто удивлен!
— И сам не знаю, — говорит Джек. — Отведайте вот лучше этого пудинга, ваше преподобие, чтоб молодым было чем похвастать: мол, сам святой отец угощался у них на свадьбе. А ежели вы не будете, то и никто не станет.
— Ладно уж, ладно, — соглашается священник, — разве чтоб уважить молодых. Только совсем немного, пожалуйста. Однако, Джек, это настоящий разгул, — продолжал он, отправляя себе в рот полную ложку пудинга. — Что же получается, уже все напились?
— Черта с два! — отвечает Джек. — Сдается мне, эти джентльмены успели хватить где-то раньше, хотя дом мой полон вина. Куда-нибудь уже заглянули. А что я могу поделать…
Но не успел Джек закончить, тут вдруг сам святой отец — а он был человечек такой прыткий — как подскочит на целый ярд; и не успел никто глазом моргнуть, как уже все три священнослужителя отплясывали, да так старательно, словно их нанял кто.
Ей-ей, у меня не хватает слов, чтобы описать, что сделалось с добрыми прихожанами, когда они увидели подобные дела. Некоторые давились от смеха, другие отводили в недоумении глаза; большинство считало, что преподобные отцы просто спятили, а все остальные полагали, что они, наверное, прикидываются, как это частенько с ними бывает.
— Вон их! — кричал один. — Можно со стыда сгореть, глядя на таких служителей церкви. Богохульники! Еще совсем рано, а они уже ни на кого не похожи!
— Вот так чертовщина, да что это с ними? — удивлялись другие.
— Можно подумать, их заворожил кто. Святой Моисей, вы только поглядите, какие прыжки выделывает методистский проповедник! А пресвитер-то, пресвитер! Кто бы мог подумать, что он умеет так быстро работать ногами! Ей-Богу, он выкидывает коленца и отбивает чечетку не хуже самого учителя танцев Пэдди Хорегана! Смотрите-ка, и священник туда же! Ах, будь ему неладно, ведь не хочет отстать от этих заводил. Да еще в воскресенье, тьфу! Эй, господа, вы что, шуты разве? Пфф, тогда пожелаем успеха!