— Как нам быть? — спросил султан везира. — Как поймать этого злодея?
— Есть только один способ изловить его, — ответил везир. — Надо на главной площади поставить на огонь несколько больших котлов. Во все котлы нальем воды, а в одном сварим похлебку. Глашатаю велим кричать, что похлебку эту раздают во здравие начальника стражи. А сам начальник стражи пусть будет поблизости. Этот негодяй непременно придет разыскивать начальника стражи — тут мы его и схватим!
Султан одобрил совет везира и приказал сделать, как тот придумал.
Как только царевич Ибрагим прослышал об этом, он облачился в одежды хаммала, так что его узнать нельзя было, пошел на кухню султана, подхватил котлы с водой и похлебкой и поставил на главной площади, где было приказано. В это время принесли начальника стражи и положили поблизости. Как только Ибрагим увидел его, он пошел к себе, облачился в одеяния царевича, сел на своего быстроногого скакуна и помчался прямо на площадь. Вид у него был грозный, люди на улицах разбегались кто куда. Он влетел во весь опор на площадь, подскакал прямо к начальнику стражи и закричал:
— Эй, мерзавец! Или теленка моего верни или отдай сто туманов!
Затем он выхватил меч, ударил и поскакал назад, разгоняя толпу. Пока люди опомнились, его и след простыл.
Когда об этом доложили султану, тот пришел в неописуемую ярость, грозно закричал своим военачальникам:
— Что вы за вояки, если не можете справиться с одним человеком?
— На этот раз мы его непременно поймаем, — стали они клясться и приказали окружить начальника стражи кольцом воинов, чтобы они схватили юношу, как только тот попытается приблизиться.
А Ибрагим, как только въехал во двор, где он остановился, спешился, бросил поводья рабу, вошел в дом, переоделся в лохмотья нищего, повесил одну руку, словно калека, закрыл один глаз, словно слепой, захромал на одну ногу, приклеил бороду и усы, взял с собой миску нищего и посох и пошел на площадь. На площади он стал жалобно клянчить милостыню, плакать и причитать и все время приговаривал:
— Подайте ради имама Резы![68]
Никто не стал препятствовать нищему калеке, он подошел к начальнику стражи и попросил:
— Эй, начальник стражи, ради бога, подай похлебки слепому нищему калеке.
— Прочь отсюда! — закричал начальник стражи. — Как я могу подать? Видишь, я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу!
— Я помогу тебе встать, подай, — просил нищий.
А начальник стражи подумал: «Может быть, бог дарует мне исцеление, если подам милостыню такому несчастному?» Он и не подозревал, что нищий был послан богом, чтобы покарать его за дурные дела. Словом, начальник стражи решил подать милостыню, калека помог ему встать, подвел к котлу с похлебкой. Тут Ибрагим и говорит ему на ухо:
— Начальник стражи, верни теленка или отдай сто туманов!
Начальник стражи как закричит:
— Эй, мерзавец! Ты и теперь, когда я еле жив, не хочешь оставить меня в покое?!
Не успел начальник стражи закричать, чтобы юношу схватили, как Ибрагим бросил его в котел с кипящей водой. Люди увидели, бросились на Ибрагима, но он снял бороду и усы и скрылся в толпе. А стражники и зеваки тщетно искали слепого и хромого нищего с бородой и усами. Когда им не удалось найти его, они стали говорить:
— Наверное, это был не человек, а ангел, которого послал Аллах, чтобы покарать начальника стражи, а заодно и его дочь.
А Ибрагим пошел к себе в комнату и сказал рабу:
— Мне здесь больше нечего делать, я сделал все, что хотел. А теперь мне надо идти за листьями дерева тутии из сада дочери падишаха пери.
— Что же ты собираешься делать? — спросил раб.
— Это уж предоставь мне, а ты побудь здесь, покуда я не вернусь.
Ибрагим отправился в баню, помылся, переоделся в опрятные одежды, сел на коня, выехал за городские ворота и подумал: «О боже, что мне делать и по какой дороге двигаться?» И тут он вспомнил, что его наставник однажды учил его: «Если ты когда-нибудь очутишься в пустыне и не будешь знать, куда идти, то закрой глаза, и произнеси семь раз молитву и поворотись на месте. Когда раскроешь глаза, то будешь стоять лицом к тому направлению, которое тебе нужно. Туда и иди без опасений».
Царевич Ибрагим выполнил наказ своего наставника, и когда раскрыл глаза, то стоял лицом к пустыне.
Он не мешкая отправился в дорогу. За три дня он прошел путь трех лет и пришел наконец к саду дочери падишаха пери. А стражами в том саду были дивы[69], дикие звери и гули[70]. Но счастье Ибрагима не дремало, и в день его прихода сторожил там благочестивый старик мусульманин. Ибрагим подошел к нему, приветствовал и остановился смиренно и покорно перед ним.
68
Реза, имам — прозвище восьмого шиитского имама Али ибн Мусы ибн Джафара ар-Резы, которого аббасидский халиф ал-Мамун в 816 г. объявил своим наследником и с которым он совершил паломничество в город Тус (недалеко от современного Мешхеда), к могиле своего отца Харуна ар-Рашида. Там ар-Реза был, согласно преданию, отравлен в 818 г., и вокруг его гробницы, ставшей местом паломничества шиитов, вырос современный город Мешхед (букв. «гробница принявшего мученическую кончину»), столица Хорасана. Как и другим шиитским имамам, Резе приписываются всякие чудеса (способность вызывать дождь, заставлять виноград созревать зимой, проникновение в мысли собеседника и т. п.). Верующие обращаются к «заступничеству» Резы перед отправлением в морское или сухопутное путешествие, его именем клянутся, он «спасает» от бед при изгнании и т. п.
69
Див — демон, бес, дух, чаще злой, но может выступать и добрым помощником героя сказки. Изображался обычно в виде обросшего шерстью рогатого чудища, с когтями на руках, коленях и пятках. В Иране с дивами связано много поверий и легенд. По некоторым из них, дивы могут раздувать свое тело и свободно перемещаться по воздуху, по другим — это дикие люди, когда-то жившие в лесах Северного Ирана и облачившиеся в звериные шкуры; некоторые дивы живут среди людей, в заброшенных банях, горах и пустынях, другие обитают вне населенных пределов, все они подчиняются сатане, одно из имен которого — Азазил. Ср. гуль, див, пери.
70
Гуль — сверхъестественное существо, по некоторым персидским поверьям разновидность дива, по другим — особый вид духов, обитающих в пустынях и горных ущельях, куда заманивают путников и пожирают их. «Видевшие гулей, — говорится в одном средневековом персидском сочинении, — рассказывают, что они от головы до пупка имеют человеческий образ, а от пупка до низа — лошадиный, а копыта у них ослиные» (цит. по