Пришел Верхушка к деду и покаялся. Для виду, конечно.
— Кафтаны шить — таланту нету. Поучи меня, дед, на дуде играть. Тоже ремесло.
Отвечает Куделька:
— Ремесло не коромысло, плеч не оттянет. Так ведь опять же и на дуде умеючи надо. А ты — раз, два и готово! Не годится это. Всякое дело терпение и время любит.
Загорячился Верхушка:
— Вот увидишь, не хуже тебя возгудать буду!
Не стал спорить дед. Кто знает, может, и впрямь из Верхушки на дуде игрец получится.
Учить стал.
Дня через три (деда на ту пору дома не было) Верхушка взял дуду, пришел на свадьбу и говорит:
— Превзошел я деда Кудельку в игре. Он меня по отчеству называл, дуду свою отдал и наказал: весели народ честной!
Заиграл Верхушка на дуде, словно поросенок недорезанный заверещал.
Зашумела свадьба:
— Да ты что, такой-сякой, праздник портишь? Гоните его в шею!
Взяли мужики Верхушку и в крапиву жгучую выкинули.
А дуду вернули хозяину.
Загудел дед Куделька веселую плясовую. Ударили по земле крепкие ноги, закружилась, поплыла белой лебедью по кругу невеста. Зашумела свадьба, все молодых поздравляют, наказывают жить-поживать, ремесло в руках держать.
Да в деле своем поспешать с толком: торопливая работа всегда вкривь да вкось идет.
Доброе имя — дороже богатства
Дело-то вот как было.
Парнишечка жил один, Вася-Василек. Сирота круглый. А фамилии доброй, знаменитой мастеровыми-умельцами. Минуло Васе-Васильку лет четырнадцать, собрал он свои пожитки, инструмент немудрящий в котомку уложил. Думает:
«Родитель мой кое-чему обучил меня. Только в руках еще крепости нет. Пойду-ка я по людям, присмотрюсь. Может, и определюсь к мастеру доброму».
Отправился в путь-дорогу. Добрался до лесного поселка, где дед Куделька жил. Зашел в крайнюю избу и попал к Верхушке.
Тот одно время к гранильщикам прибился, заучил словечек несколько. Так и сыплет — топазы, рубины, бериллы, турмалины. Напустил туманцу словесного. Мастера, которые помоложе, удивлялись даже — зря, мол, Верхушку-то в дураках держали. А гранильщики опытные и говорят:
— Слушай ты его! Попусту языком чешет. Такому не добрый камень переводить, а булыжники обтесывать.
Тогда и объявил себя Верхушка часовых дел мастером. Да только наука эта точная, а Верхушка в тонкость ремесла вникнуть не удосужился. За часы, им сделанные, его такими прозвищами наградили, что и сказать-то вслух совестно.
Иные прямо в глаза говорили:
— Часовых дел мастеру Косоруку Полоротовичу наш поклон с кисточкой!
Шапку сдернут с головы и допытываются:
— А который час на ваших серебряных? Поди, опять вчерашний день показывают?
Вот к нему-то, к Верхушке, и попросился переночевать Василек, да и рассказал о своем житье-бытье.
Верхушка и говорит:
— Повезло тебе, малец. Я и есть первеющий в округе мастер. Возьму тебя на пробу. Может, и толк выйдет.
А сам думает:
«Парнишка фамилии доброй, знаменитой. Силы своей не понимает. За кусок любое сделает».
Крякнул и важно:
— В убыток себе, да ладно. Беру в ученики. Кое-какой работенкой отплатишь.
Согласился Вася-Василек.
Да смекнул-то быстро, что у Верхушки учиться нечему: сам мастер инструмент в руки толком взять не может.
Встретил Вася-Василек деда Кудельку и рассказал о своей беде.
А дед ему говорит:
— Ты, Василек, горюй, да не очень. Имя тебе доброе родители оставили. Деды твои с тульскими мастерами на равной ноге были. Могли и блоху подковать. Талант, он что камешек дорогой — огранки требует, чтоб все люди красоту его видели. Вот и покажи свое имя работой искусной.
— У меня, дедка, давно задумка из головы не выходит — часы сработать из дерева. И цепочку тоже деревянную, легкую. Такую, как, на каслинском заводе из чугуна отлили.
— Вот это дело! — хвалит дед. — А материал подходящий я тебе укажу. Повадился как-то медведь у одного башкирца пасеку разорять. Пчелам — смертоубийство, хозяину — разоренье. Вооруженье-то у него — лук и стрелы каленые, а у медведя шерсть густая, не берет его стрела… Тут кто-то башкирца того и надоумил: сделай, мол, наконечники стрел из капа-корня. В лесах этот капа-корень на стволе березы растет. «Железным» зовут его. От сырости не разбухает, от жары не трескается. Одну только стрелу с наконечником каповым и сделал башкирец. Выстрелил — тут медведю-разорителю конец пришел.
Рассказывали, будто батыры-соколы Салавата Юлаева наповал разили врагов своих острыми стрелами с наконечниками из капа-корня. Ну, а мастера башкирские и по сей день из него вырезают шкатулки, табакерки да прочие мелочи обихода домашнего.