Он глядел сонным, похмельным взглядом на сотворенное вечером после дружеской попойки, и, постепенно трезвея, понимал, что заказанная из дерева копия знаменитого бельгийского мальчика явно не получилась.
Особенно вызывающе выглядел обработанный наждаком тонкий сук, торчащий из сосновой заготовки.
Вспомнил, как они веселились с Джузеппе вечером по этому поводу, и тяжело вздохнул…
С глотком остатков молодого вина из кувшина в просветлевшую голову пришла замечательная идея…
Через два часа перед столяром Карло, задорно поводя длинным тонким носом, красовался уже не бельгийский, а тосканский мальчик, которого ждало великое будущее…
Золотая рыбка
Была у мужика корова, «Рыба» звали.
Все бы ничего, да постарела скотина, молоком баловать перестала.
Повел мужик корову на рынок к мяснику.
А, та, вдруг, по дороге и говорит: "Не отводи меня на рынок, не отдавай мяснику. А, я три твоих желания исполню."
Ну, мужик говорящей коровы не испугался, потому как с белочками, было дело, недавно уже разговаривал.
Привёл обратно. Та, три желания, и вправду исполнила.
"Ах, ты, Рыба, моя золотая!" — обрадовался мужик.
Так сказочка и зародилась…
Зонтик
Никто не знает, как каталог зонтиков попал в лес, но с некоторых пор, как слухи пошли, в чащу зачастили микологи.
И немудрено — похоже грибницу каталог за живое взял, и каких только грибов там не повылезло!
Всех фасонов, всех расцветок, всех размеров и не перечесть. Особенно доктора научные гонялись за грибами "автоматами", которые пугали зазевавшихся грибников, внезапно с шумом раскрываясь и взметая фонтаны опавших листьев.
Стал лес известным: телевизионщики зачастили, уфологи, сектанты всякие, про научного брата и говорить нечего.
Да, вдруг как обрезало. Пропали грибы, как не было.
Слухи ходили, что обронил кто-то на опушке книгу про Мерри Поппинс, вот грибы, которым шум да гам в лесу надоел, дождались хорошего ветра, раскрыли шляпки, да и улетели куда подальше.
Больше всех о потери дед Пахом сокрушался, который уже несколько лет, как грибницу по книжке "Служебное собаководство" команде: "К ноге!" обучал.
Иногда по пьянке рассказывал, что вроде получаться стало, но чего тока по пьянке не скажешь…
Картонка 1
Оторванная от какой-то коробки картонка обитала среди таких же картонок на самой верхушке свалки.
Их мочил дождь, топтали гусеницы бульдозеров, пугал периодически вспыхивающий то здесь, то там случайный огонь.
Редко кто показывался весной из-под стаявшего снега.
Бумажное сообщество жило так же коротко, как и бабочки однодневки, только не так красиво.
Картонку ждала такая же судьба…
Но, однажды она познакомилась с молодой фанеркой, которую сгрузили рядом.
Эта встреча изменила все…
Как-то вечером, когда свалка дымила на фоне красного заката, фанерка рассказала о странной фразе, произнесенной строителем шабашником, не полностью получившим обещанные за работу деньги. "Пролетел как фанера над Парижем!".
Картонка знала, что такое Париж — на ней сохранился, пусть и не полностью силуэт Эйфелевой башни. Можно сказать, что этот город жил в её сердце. И она почувствовала, что Париж зовёт.
Картонка поделилась томлением с фанеркой. К её удивлению, та поняла…
К утру, когда поднялся, наколдованный огненным закатом, сильный ветер, они уже ждали…
Никто не знает увидели картонка с фанеркой Париж, или нет.
Главное, свалка покинула их…
Картонка 2
В семье картонок бабушку сторонились.
Не так чтоб не любили, но и не слишком сближались. Все ощущали какую-то неловкость, дистанцию, как будто бабушка пришла из того мира, куда им нет хода.
Шептали, что за ней была некая тайна, событие, происшедшее в юности и разом отделившее от других.
Многие хотели заглянуть в маленькую шкатулку, где она хранила пожелтевший от времени листок бумаги с потускневшими чернилами.
Витали слухи что много лет назад бабушка замкнулась, став общим посмешищем, когда обмолвилась, что ей посвятил стихи поэт, переводивший самого Шекспира…
И только внучка, которая искренне любила бабушку, знала правду.
Как-то вечером, перед сном та открыла шкатулку и дала ей этот таинственный листок, на котором почерком великого переводчика Шекспира были написаны посвящённые ей, такой молодой тогда картонке, памятные строчки: