— Уезжай к себе обратно. Жизни тебе тут не дадут, — проговорил Глейд сбивчиво, смотря куда-то к себе под ноги. Но Ойхо понял. И покачал головой.
— Не я, так кто другой.
Уже позже, идя по коридору обратно к своим аудиториям, Вира произнесла то, что витало в воздухе.
— Все это очень опасно. Нам не стоит туда соваться.
— Не стоит, — подтвердил Ойхо, останавливаясь. — И вы не будете. С этого момента вы все держитесь от меня подальше.
Холодом в его голосе можно было заморозить и солнце в ясный день.
— А давай ты не будешь указывать, что кому делать, — неожиданно зло бросила Айра. — Тоже мне нашелся герой!
И быстрым шагом, почти бегом, не слушая удивленные окрики друзей, она поспешила прочь, испытывая какую-то странную, клокочущую внутри ярость.
— Придурок! — бушевала она потом в своей комнате. — Просто придурок.
И пощипывала губы, стоя у окна. Но видела за ним не университетский сквер и не здания учебных корпусов, а чужие далекие края, где в долине среди гор жил непонятный, странный народ. Народ, который за свой не такой уж длинный век вынес столько боли и горя, что не каждому под силу, но только сильнее стал. Народ, который не очень ладил с магией жизни и не умел себя исцелять. Народ, который кто-то очень хотел уничтожить. Народ, который вряд ли мог рассчитывать на чью-то помощь.
— Так ведь и перебьют вас всех, дураков, — горько прошептала Айра. — И злой комок внутри рассыпался, обернулся острой щемящей жалостью, пролился прозрачными солеными каплями. А когда буря миновала, сквозь тучи блеснул тоненький — с паутинку — лучик.
— Нейтрализация магии жизни, значит… — прищурив глаза, произнесла Айра, взяла чистый лист бумаги и остро отточенный грифель. — А если сделать несколько замкнутых контуров один в другом… что если это поможет выгадать время?
И грифель забегал по бумаге, оставляя за собой странные размашистые знаки, похожие на раскинутые крылья большого летающего змея.
Странные сказки Королевства
Ощущения возвращались постепенно — холод, ломота в спине, резь от непривычно яркого света в глазах. В груди нестерпимо зудело. Он нащупал то, что мешало и рывком выдернул это прочь. Сразу стало легче. Собрав силы, приподнялся на локте, затем сел и только теперь открыл глаза и огляделся.
Открывшееся зрелище заставило его замереть от восторга и ужаса — на огромном прозрачно-белом камне (где сейчас он сам и находился) лежали обнаженные тела мужчин и женщин. Десятки тел, прекрасных и, судя по торчащим рукояткам церемониальных кинжалов, безнадежно мертвых. Значит, он вернулся первым. Он вдохнул холодный осенний воздух полной грудью, тряхнул головой так, что длинные светлые волосы полоснули по плечам и безудержно рассмеялся. Это была действительно хорошая шутка. Особая прелесть ее заключалась в том, что он единственный из всех пошел на это безумие от скуки и еще — от желания досадить Самому… И все-таки именно он первый! Мужчина вскочил на ноги на удивление легко для того, кто пролежал мертвым много дней, и порывы ветра, тугие, послушные, льнувшие словно верные псы к его рукам, весело отзывались в теле мощными потоками силы.
— Приветствуем тебя, Странник — Боги с нескрываемым любопытством смотрели на него, и он отвесил им шутовской поклон.
Странник… хорошее имя. Были и другие — Игрок, Шутник, и еще множество разных… ну и его собственные, конечно, целая вереница собственных. Но все имена — чепуха, сутью его был ветер. Легкий, подвижный, игривый, не терпящий скуки и постоянства, ласково играющий с детскими локонами или беспощадным ураганом сметающий города на своем пути, переменчивый, разный.
Владычество он принимал неохотно. Как и все они. Никто из Королей не стремился к власти, но все соглашались с ней как со справедливой платой за свое могущество. И ему она не пьянила кровь, но ложилась каменной плитой на грудь. Хотя эльны ему нравились. Они забавляли его своими страстями и неожиданными выходками, то жестокими, то неуместно благородными. Он играл с ними, как играют дети резными фигурками, пристрастил их к азартным играм, научил плавать под парусом, состязаться в остроумии, воровать и плутовать, а также ловить воров и плутов. Он всегда был ближе к эльнам, чем остальные Короли. И знали бы простые смертные насколько ближе. Порой он привязывался к кому-нибудь из них, у него были свои любимчики, некоторых он даже, наверное, любил по-своему. Но за красивую игру и неожиданный остроумный ход мог любого принести в жертву. Игра, как и ветер, была его сущностью. И часто отвечала ему взаимностью.