На такого рода размышления времени у нее было предостаточно. Ехали они с Альмом сейчас, как выражался мальчишка «от рассвета до обеда и немного мимо». Время от времени им приходилось делиться с Туманом своей кровью (мальчишкина тоже вполне для этой цели годилась, как установил сам Альм любопытства ради). Тогда пелена на время спадала, и они могли корректировать свой курс. Чуть позже выяснилось, что магия для этих целей тоже вполне подходила, но нужно ее было довольно много. С каждым разом Туман становился все прожорливей, требовал все больше и больше крови, больше магии. Мэб с Альмом приходилось туго: слабость наваливалась неожиданно, мысли путались в голове, хотелось лечь и отдохнуть. Девушка все время вспоминала, в каком состоянии возвращался после своих блужданий в Тумане Аодхан, выходило довольно похоже. Одна радость — корридены бежали легко, споро, казалось, белесая пелена перед глазами не очень-то их и смущала. Темная воронка пусть медленно, но приближалась, а с ней вместе возвращалось тянущее, смутное ощущение беды.
— Смотрите, госпожа Фринн, что это там блестит? — воскликнул вдруг Альм, приподнявшись со своего места и указывая рукой чуть правее их текущего курса.
Мэб вгляделась в даль пристально, но ничего интересного не нашла.
— Может, показалось?
— Да нет же, вон, внизу, у самой земли.
И точно, стоило опустить взгляд, как что-то сверкнуло холодной белизной, словно корка наста зимой на снегу. Решено было подъехать и посмотреть.
— Ух ты, что это такое, интересно? — Альм присел на корточки и погладил пальцем белую отполированную полосу толщиной в три пальца, бегущую прямо по земле, не слишком ровную, уходящую в темную хмурую даль, словно толстая белая нить из убежавшего волшебного клубка. — Неужели рион?
— Похоже на то, — согласилась Мэб, присев рядом (вожжи, однако, держала в руке крепко, во избежание всяких неожиданностей). Корри при этом с энтузиазмом обнюхивали странную полосу, тихонько ржали, словно переговаривались друг с другом. А самое странное — полоса рассекала Туман, будто нож пышное белое суфле. Девушка чуть прошла по ней вперед, увлекая за собой корриденов, и слева, почти у самой границы Тумана увидела прилипшее к земле коричневое перышко.
— Из плаща Иллойэ! — Покрутила она находку в руках. — Они шли здесь! Скорее, едем, пока есть такая возможность.
Альм не заставил себя долго упрашивать, взлетел на козлы вслед за Мэб, и они снова тронулись в путь. Ехали так быстро, как только это было возможно. Прошел еще час или два, время здесь текло странно, то неслось как угорелое, то тянулось вязкой смолой. Мальчишка со скуки, не иначе, взялся за старое, то есть снова начал изводить бывшую десятницу своими песенками.
Сквозь Туман мы несемся вперед и вперед
Легче самой худой антилопы.
Если нам подфартит, если нам повезет,
Избежим мы чудовищной..
— Альм! — возмущенно окликнула горе-менестреля Мэб.
— … опасности. Что?
— А есть что-то более жизнеутверждающее?
— А как же!
В этот момент девушка прикусила язык, но было уже поздно… Мальчишка вдохновенно заголосил.
Не бойся, подруга, мы есть друг у друга.
Пускай воет вьюга как злая белуга.
Пускай из Тумана прискачет Зверюга,
У всех корриденов вдруг лопнет подпруга,
К вивернам под хвост полетит вся округа.
Зато дорогая, мы есть друг у друга!
Мэб молча порылась в карманах, выгребла из них все монетки, какие нашла и, принудительно забрав вожжи из рук Альма, высыпала блестящие кругляши ему в руку.
— На, держи. Только, умоляю тебя, больше не пой!
Мальчишка благоговейно уставился на неожиданное богатство.
— Ух ты! Это первые деньги, которые заплатили за мои песни! Прекраснейшая мне явно благоволит.
— Тебе заплатили, чтобы ты не пел, — напомнила Мэб.
— А это уже детали, — подмигнул ей Альм и ссыпал монеты в карман своей укороченной куртки.
Так, подначивая друг друга, они и ехали. И по мере того, как приближалась к ним темная пульсирующая воронка, Туман вокруг становился все менее дружелюбным. Он наскакивал внезапно, зло. Требовал крови, угрожал, запугивал. Если раньше он напоминал опасного, но любопытного пса, то сейчас пес этот рычал, огрызался… не потому, что они ему не нравились… а потому что ему было… больно? Да, пожалуй. Мэб скармливала ему кровь понемногу и пыталась говорить с ним тихо, успокаивающе, как с больным ребенком. Получалось плоховато. В довершение всех неприятностей, корридены через некоторое время встали и наотрез отказались продолжать путь. Как не уговаривали их путники, что только не сулили, как не угрожали, все оказалось бесполезно. Пришлось бросать повозку и дальше идти на своих двоих.