— Ну, знаете!.. — возмутился белый вол. — Игры — это для детей.
— А по-моему, — сказал Рыжий, громко смеясь, — мне понравится играть. Например, в салочки или в прятки; не знаю, что это такое, но наверняка что-нибудь очень веселое.
Девочки пообещали научить его разным играм, а Белый поклялся, что отныне будет прилежно работать в поле и в присутствии хозяина не позволит себе отвлекаться.
За целую неделю вол не прочел ни строчки, но был так несчастен, что похудел за это время на двенадцать килограммов и двести граммов, а это даже для вола не пустяк. Дельфина и Маринетта сами поняли, что так он долго не протянет, и принесли ему несколько книжек, выбрав, по их мнению, самые скучные: научный труд о производстве зонтов и очень старый трактат о лечении ревматизма. Волу обе книги показались такими замечательными, что он не только перечитал их несколько раз, но и выучил обе наизусть.
— Дайте еще, — попросил он девочек, когда покончил с этими двумя, и им пришлось уступить.
С тех пор его вновь захватила пагубная страсть к учению, и ничто не могло ее истребить: ни опасность угодить в мясную лавку, ни хозяйский гнев, ни дружеские предостережения Рыжего, который тоже сильно изменился в последнее время.
Дельфина и Маринетта в надежде, что ученый вол не устоит против соблазна сыграть в салочки, в прятки или в жмурки, научили всем этим играм Рыжего. Тот очень увлекся ими, даже чуть-чуть больше, чем пристало взрослому волу; он стал легкомысленным и смешливым. Так что теперь напарники оказались вовсе не парой и ссорились на каждом шагу.
— Не понимаю, — строгим голосом говорил белый вол, печально поглядывая на товарища, — не понимаю…
— Погоди, дай отсмеяться, — перебивал его Рыжий. — Ой, как смешно! Сил моих нет!..
— Не понимаю, как можно быть настолько несерьезным и совсем потерять достоинство. Когда знаешь, что площадь прямоугольника равна произведению его сторон, что Рейн берет свое начало в горах Сен-Готарда, что Карл Мартелл разбил арабов в семьсот тридцать втором году, тебя охватывает отчаяние при виде взрослого шестилетнего вола, который целиком отдался каким-то идиотским играм и сознательно отказался приобщиться к чудесам…
— Ха-ха-ха! — веселился Рыжий.
— Дурак! Если бы ты хоть тихо играл и не мешал моим занятиям. Замолчи ты!
— Послушай, старина, отложи-ка ты свои книжонки и давай-ка сыграем во что-нибудь!
— Он совсем с ума сошел! Будто у меня на это есть время…
— В «колечко, колечко, выйди на крылечко», ну хоть полчасика, ну пять минуток!
Иногда белый вол поддавался на уговоры, вырвав у Рыжего обещание, что тот даст ему потом спокойно позаниматься. Но, вечно поглощенный своими мыслями, он играл плохо и, как правило, сдавался. Случалось даже, что это выводило Рыжего из себя, и он очень злился, говоря, что Белый нарочно проигрывает.
— Всякий раз ты сбиваешься, и с первого же раза. Ты что, не знаешь, что такое крыльцо, ты, такой ученый? А если знаешь, почему говоришь: «Крылечко, крылечко, выйди на колечко»? Не очень-то ты хорошо соображаешь, как я погляжу.
— Не хуже твоего, — отвечал Белый, — только я не способен принимать всерьез всякие глупости и этим горжусь.
Игры их по большей части заканчивались взаимными оскорблениями, если не пинками.
— Ну и манеры! — сказала им Маринетта, застав их однажды вечером в разгар ссоры. — Вы не можете разговаривать повежливее?
— Это он виноват, вынудил меня играть с ним в «колечко, колечко, выйди на крылечко».
— Да нет, это все он! С ним и пошутить нельзя!
Дошло до того, что они не могли больше выносить друг друга, и упряжка стала из рук вон. Белый вол, день ото дня все более рассеянный, пятился, когда надо было идти вперед, тянул направо, когда надо было налево, а Рыжий на каждом шагу останавливался и хохотал во все горло или оборачивался к хозяину, предлагая разгадать какую-нибудь загадку.
— Две ноги на трех ногах, а четвертая в зубах. Что это такое?
— Пошли, пошли, мы здесь не для того, чтобы глупости болтать. Н-но!
— Да, — хохотал рыжий вол, — вы так говорите, потому что не знаете ответа.
— И знать не хочу. За работу!
— Две ноги на трех ногах — это совсем нетрудно.
Хозяину приходилось бить его кнутом, чтобы заставить работать, но тогда останавливался другой вол, раздумывая, верно ли, что прямая линия есть наикратчайшее расстояние между двумя точками, а Наполеон — величайший полководец всех времен (случались дни, когда он решал этот вопрос в пользу Цезаря).