Настенька Ясногорцева люто возненавидела свой город.
Город ее предал!
Он, этот новый для девушки город, наобещал шестнадцатилетней красавице настоящую любовь. Так казалось Насте со времени переезда сюда и до вчерашнего вечера – чуть более полугода...
Отец бросил семью внезапно. Честно заявил, что давно разлюбил жену. А в том, что дочка – его родная кровь, он сомневался всегда.
Настенька никогда не пыталась выяснить правду о своем происхождении. Зачем тревожить маму? Прошлого не воротишь.
Отца Настя не любила – в плане чувств у нее с настоящим или не очень родителем была полная взаимность. Маму Настенька обожала. Та ее – тоже.
Они были очень похожи – мать и дочь. Ясноглазые, нежнолицые, с волнистыми каштановыми волосами. Они напоминали добрых фей, случайно позабывших о своем призвании.
Мать преподавала школьникам алгебру и геометрию. Перевод из Москвы в Самару – город маминого детства – удалось устроить относительно легко.
Поселившись в затхлой однокомнатной квартирке, доставшейся по наследству от бабушки, Настенька ликовала: отец-психопат испарился из их жизни, мать резко похорошела от облегчения, а сама девушка попала в новом городе в мамину школу, в отличный класс, полный веселых добрых ребят.
А теперь? Что – теперь?!
Мир рухнул, время замерло.
Душа расплавлена болью от предательства – превращена в огненное месиво злобы, отчаяния и обломков радужной мечты.
А ведь Настенька была твердо уверена, что у нее с Виталиком – любовь. Светлая, надежная. Вечная любовь, которая станет через пару-тройку лет самым удачным браком на белом свете.
Виталик звал Настю: фея! С самого первого мгновения знакомства.
Когда девушка пришла в новый класс – через радость разлуки с отцом, через аромат апрельской капели, – высокий шатен с могучим торсом выскочил из-за парты. И зычно выкрикнул, вытаращив на Настю огромные карие глаза восхищенного теленка:
– Фея! К нам явилась фея, ребята!
Классная руководительница добродушно рассмеялась...
Виталий Савельев ухаживал за своей феей преданно и почтительно. Свежие букеты, новые фильмы, первые поцелуи – всё это было преподнесено юношей ненавязчиво, очаровательно, почти робко...
Вчера днем, в октябрьскую дождливую субботу, Настенька забыла в спальной Виталика свой учебник по химии. Не особо-то срочно он был нужен, этот учебник. Но девушке сильно хотелось повидать любимого парня еще разочек. Каждое воскресенье Виталик ходит в секцию, усердно занимается каратэ – и влюбленные встречаются только к вечеру...
Настя могла бы просто позвонить – и Виталик сам принес бы книжку. В мире сотовых телефонов Ромео и Джульетте не дано разминуться. Так наивно полагала Настенька.
Колеблясь: звонить или заявиться к юноше сюрпризом? – девушка случайно нажала быстрый вызов. В ответ понеслись бездушные гудки...
Вероятно, уснул. Родители Виталика приходят домой поздно. А он – «жаворонок», и нередко ложится спать в половине десятого. Как младенчик, честное слово!
А Настенька всегда была «совой». Для нее девять часов вечера – самое начало подъема сил!
Натянув синие джинсы и лиловую куртку с капюшоном, схватив черный рюкзачок-непромокашку с железными якорьками, девушка впрыгнула в старые резиновые сапоги – и помчалась по лужам...
Сквозь тьму мерцают оранжевые фонари. Сквозь лучи волшебного света струится дождь. Лужи, сияющие тайной, полны кленовых размягших листьев...
До Виталика – четыре минуты бега вприпрыжку.
Дверь распахивается через пять секунд после звонка.
На пороге, залитая неоновым жестким светом, стоит перезрелая брюнетка в прозрачном розовом пеньюаре.
– Вам кого? – зевая, выдыхает она.
Из ванной комнаты, где спешно завинтили воду, доносится крик:
– Лерка! К двери не подходи! Слышишь?!
Голос Виталика разбивает девичье сердце – на мелкие никчемные осколки...
Он вышел в коридор – мокрый, веселый. С бедрами, обмотанными махровым полотенцем.
Настя ушла молча. Только посмотрела пристально, глаза в глаза – одинаковая коричнева слилась и расступилась в разные стороны. Навечно.
Зачем любить, если нельзя верить? Зачем вообще жить, если нет смысла любить?..
Дождь коварен в своей притворной свежести. Кленовые листья лживы в их рыжей красоте. Ночь обманчива светом электрического уюта.
Ничего нет! Пустота! Проклятие знания!..
Маме Настя ничего не сказала – смотрела мимо, тихо врала, что болит живот.
Мать спокойно проспала всю ночь.
А Настя сидела на обшарпанном подоконнике, смотрела на капли дождя, лизавшие грязное стекло. Плакала без единой слезы – бурлившим жаром расплавленной души, утратившей веру в счастье.