Дождь обессилел, стих. Близился горький рассвет.
Настя поплелась к своей раскладушке. Заметила вдруг в робком луче восхода какое-то алое мерцание – отблеск чего-то приятного, чего-то из короткого светозарного прошлого.
То был флакон из прозрачного стекла. Духи алого цвета надежды, которые Настя нашла под своей дверью вчера днем.
На этикетке цвели розы и зеленела надпись: «Дар средневековья. Тоник для изысканности тела. Утонченный аромат странствий. Два в одном: красота и победа!»
Помнится Насте, как сквозь туман помнится, – она рассмеялась, найдя флакон: «Ну, Виталик, додумался! Глупыш! Оставить подарок на коврике! Как для собачки! Забавно!..»
Собиралась надушиться – отчего-то позабыла.
Ах, да! Омлет начал подгорать. А потом сотик зазвонил. И вскоре они с Виталиком побежали в кино.
А потом пошли к нему домой. И она забыла учебник. И флакон так больше и не вспомнился. А теперь уже некого благодарить за презент – потому что у нее, несчастной девочки, нет больше любимого.
Она дает себе слово: возненавидеть изменника! Надо выйти во двор и разбить флакон об асфальт!
Но Настины руки уже вытягивают пирамидку-затычку из горлышка стеклянного дара. И, словно в полузабытьи, не понимая, что она делает, девушка выливает ароматное содержимое флакона себе на грудь – под домашнее старое платье...
Сознание тает, теряется в прорехе между миров...
Настенька открыла глаза от резкого воя человеческой стаи.
– Эрль-самия! Двойница! Погань! – ревела толпа. – Убить ее! Скорее!..
Тесная городская квартира пропала. Холодный ветер простора бил Настю в лицо.
Справа – окраина деревни, залегшей змеей на взгорье. Слева – бледное солнце вяло ползло из-за ветряной мельницы, торчавшей посреди равнины.
Из деревни к девушке бежали люди в серо-бурых одеждах. Они истошно вопили. Ненависть – вот, что явственно услышала Настя, даже не разбирая смысла слов.
Маленький серый камень, брошенный в девушку подростком, порезал левую щечку попаданки.
«Какой глупый кошмар! – подумала девушка. – Я ведь хочу умереть спокойно. А не забитая камнями!..»
Настя не знала, откуда внезапно появилась в ней яростная воля к жизни...
Несколько минут назад, глядя в окно, Настя отчаянно мечтала о смерти.
Но сейчас, когда хищные руки нелюдей срывали с девушки одежду; когда одержимая жаждой убийства толпа изрыгала проклятия; когда эти звери в человечьем обличии волокли случайную добычу за волосы по мокрой, ледянящей голое тело земле, – сейчас Настя дико орала, упорно отбивалась, неистово рвалась обратно – в проклятый ею город, оскверненный предательством любимого!..
Но хрупкой жертве не совладать с беснующейся толпой, страшащейся злых чар пришельцев из других миров.
Девушка погибла раньше, чем ее обезображенное тело швырнули в Топский омут – место, куда, по жестокому закону мира Шума, положено скидывать проклятых двойниц, способных стать ведьмами.
*
(О тайне флакона и двойниц – см. в романе Е. А. Цибер «Имитация сказки».)
Элшри́тер и фио́лна (Сказка чудесницы Рейны-долэ из романа Е. А. Цибер "Имитация сказки".)
ЭЛШРИТЕР И ФИОЛНА
(сказка из цикла «Шум Берёзовых Крыльев»)
По шири глубокой фарфоровой чашки дрейфуют разбухшие листики черного байхового чая. Серебряная ложечка создает течение – так, исподтишка, создают течение наших жизней Судьба и Страсть. Вишни без косточек закинуты на дно микро-мира, лишены былого дома – банки для варенья. Вишни – округлые сочные вместилища сладости бытия! – слегка покачиваются в такт движениям волшебной ложечки.
Я вглядываюсь в чашку, белую и незамысловатую снаружи, а внутри темную, как тайна поздней осени – пленяющая зыбкой мечтой и вызывающая воспоминания...
О, так оно и было! Вишни страсти колыхались на дне наших чаяний, зыбкая вода соединения закручивалась в омуте судеб, а реальность скользила подле нас – вокруг и мимо, – как распухшие прозой листики, вырванные из современного мини-романчика.
Реальность – та, в которой атомные бомбы дремлют на дне океана, ожидая Судного часа; та, в которой люди убивают друг друга, прикрываясь ложью о защите истинной веры; та, в которой наши Ты и Я никогда не встретятся, потому что Ты и Я – как две параллели разных Вселенных; та, для которой мы даже не существуем, потому что эта другая реальность существует помимо нас, – эта жестокая и унылая в своей жестокости реальность скользит подле и вокруг нас лишь потому, что мы о ней знаем.