С одними куколками хлопот не оберёшься! Настанет прохладная ночь - перенесут муравьи куколок поглубже, сложат кучкой, чтоб не простудились. В жаркий полдень куколкам душно, надо их по всему муравейнику разложить. А дождь пойдёт - всего хуже. Протекает хвойная крыша, сыро в муравьиных квартирах. Едва схлынет ненастье, несут муравьи куколок наверх, сушат на ветру, в тени. На солнце нельзя вынести - солнце куколкам вредно. Так возятся и хлопочут, пока не лопнет на куколках тонкая шкурка, и вылезут на свет молодые муравьи, белые, мягкие, слабенькие. Очень они нежные, надо их кормить, пока не затвердеет у них мягкая кожа и станет чёрной, как у взрослых насекомых.
Видите, как много дел у муравьёв. Но они никогда, нигде, никому не жаловались. Ведь жить и работать - это и есть самое большое счастье на земле.
Наверное, и сейчас жили бы трудолюбивые букашки под своей корявой берёзой, если б не повадился летать к их небоскрёбу дятел-муравьед. Прилетит, уцепится за берёзу, вытянет длинный язык.
Прилипают к нему муравьи, как мухи к липучей бумаге. Раз прилетит - нет ста муравьёв, два прилетит - нет двухсот, десять раз прилетит - нет тысячи.
Испугались муравьи, что съест их дятел помаленьку, бросили свой дом, глубже в лес ушли. Построили новое жильё в густом осиннике. Стали жить-поживать, а новая беда уже на носу.
Пришли в осинник рогатые лоси. Едят осиновые веточки, топчут землю широкими копытами. Тысячи муравьёв шутя раздавили, а муравьище с землёй сравняли.
Ещё дальше ушли муравьи. Забрались они в еловую глушь. Темно тут и сыро, как в подвале.
Плохо жить, когда солнца нет и покою тоже.
А хозяин елового леса бурый медведь уже разыскал муравьиный городок. Как захочется медведю кисленького поесть, придёт он к муравьищу, ляжет на передние лапы, раскроет пасть с жёлтыми клыками и ждёт.
Тысячами кидаются на врага храбрые букашки, лезут ему прямо в рот, а он только облизывается да головой косматой мотает. Наестся, разгребёт муравейник и уйдёт восвояси.
Долго думали муравьи, куда им деться. На ветках гнездо построить - птицы склюют, под землю забраться - всё равно разорит медведь. Думали, думали и наконец придумали.
«Пойдём мы на старую вырубку, отберём у жуков-златок широкий пень и поселимся в нём».
Послали вперёд разведчиков, тронулось всё муравьиное племя через лес, через опушку, на заросшую кустами вырубку к большому пню.
Бронзовые жуки-златки даже воевать не стали. Как покрылся пень чёрной кашей муравьиного войска, выскочили златки из своих щелей, разлетелись кто куда. С тех пор спокойно стало маленьким труженикам в крепком пеньке. Выгрызли они удобные комнаты и кладовки, перенесли своих куколок, живут, горя не зная. Дождь их не мочит, ночью тепло, дятел не залетает, лосям не растоптать. А подойдёт медведь, попробует лапой - велик пень, не под силу лесному хозяину. Фыркнет он, поворчит, пойдёт себе прочь не солоно хлебавши.
КТО КОГО?
Ползала, ползала зелёная тля по листку, устала, захотелось ей на землю спуститься. Слишком жарко печёт солнышко, нагрелся листок, как сковородка на огне. Тихо спустилась тля по стеблю, забралась в тень, сидит, отдыхает, усиками шевелит, брюшко толстое поглаживает. Вот как здорово напилась она сегодня листового соку. Сладко задремала зелёная тля. Не увидела, как подкралась к ней шестиногая личинка божьей коровки.
Не успела сонная козявочка лапкой пошевелить, как очутилась во рту у голодной личинки. Та даже не почувствовала, что проглотила маленькую тлю, и со всех своих шести ног помчалась дальше других козявок отыскивать.
Мчится личинка вперёд, не замечает, что уж следит за ней из-за бугорка восемью глазами восьминогий паук-волк. Пауки-волки - настоящие бродяги. Не плетут они тенёт, а бродят по травяным дебрям, из-за угла подстерегают добычу.
Прыгнуло маленькое чудовище на личинку, оплело мохнатыми лапами, осталась от личинки только сухая шкурка. Да и паук не долго по земле бродил. Повстречался он с жуком-жужелицей, одетым в блестящую крепкую броню.
Побежал паук-волк от жужелицы со всех своих восьми ног. Но разве убежишь, если у жука ещё и крылья есть. Обернулся паук-волк и напал на жука. Хотел прокусить ядовитыми челюстями бронзовый панцирь. Где там! Ничего не может сделать паук. Щёлкают, срываются его челюсти. Отлетают ноги одна за другой.
Разорвал жук паука на кусочки, пообедал не торопясь, а потом залез под камень и попал прямо в рот серой ящерице, которая сидела там в своей норке и думала, что бы такое ей поесть.