«Как здесь хорошо», - подумал малёк и хотел плыть дальше, но похолодел от ужаса: со дна всплывало страшилище с четырьмя когтистыми лапами. Оно било длинным хвостом с узорчатым гребнем, глядело выпученными глазами во все стороны. Страшилище держало в широком рту икринки и плыло к берегу. Это был тритон - водяная ящерица, как зовут его ребятишки, хоть тритон и не ящерица вовсе, а близкая родня лягушек.
Тритон даже не заметил рыбёшку. Едва он скрылся, малёк кинулся прочь. Долго плыл он по течению, наконец свернул к берегу и видит: идёт в землю нора. Огляделся малёк - и в нору. Тут как щёлкнуло что-то, взмутилась вода, выскочил малёк обратно, а за ним из норы чёрный рак: клешни-щипцы щёлкают, длинные усы, как копья, торчат.
- Уходи, пока цел! - проворчал он и попятился назад в нору. А бедный малёк, ничего не видя от страха, забился под корягу и всю ночь пролежал там.
Кончилась ночь. Заиграла заря на воде. Проснулись водяные жители, и малёк очнулся, есть захотел. Выбрался из-под коряги и принялся жевать зелёные водоросли, а сам всё по сторонам глядит. Видит, кто-то в воде скользит: лапки - как вёсла, сам - как лодочка, на корме фонарик серебряный. Это жук-плавунец плыл, а фонарик у него и не фонарик вовсе, а воздушный пузырёк. Всплыл жук кверху и повис на воде, набирая воздух.
«Этого бояться нечего», - подумал малёк и опять водоросли жевать стал. А жук вдруг нырнул да как цапнет беспечную рыбёшку за хвост жалами-серпами! Рванулся малёк от боли и очутился на свободе. В это время по реке стайка плотичек плыла. Бросился к ним малёк. Узнали его рыбёшки, обрадовались.
Стали рыбки снова вместе плавать. И понял тогда малёк, что лучше ему от друзей далеко не отбиваться. В стайке жизнь веселее идёт. Один корм нашёл - и все сыты. Один врага заметил - все спаслись. Бросится щука на стаю, а мальки врассыпную. Пока она соображает, кого хватать, их и след простыл. То-то ей, злодейке, обидно, лязгает зубами, прячется снова в водяную траву.
Прошёл год. Прежних мальков не узнать, выросли, окрепли, от хищников спасаться научились, к ракам в гости не заглядывали; вместе со всеми рос и резвился малёк с рваным хвостиком.
Стаю водил опытный крупный чебак. Все рыбки его слушались. Однажды плыли плотички вдоль берега, корм искали. Вдруг сверху червяки и крошки посыпались. Кинулись рыбки на корм. Такие вкусные ржаные крошки. А червяки! Да разве есть что-нибудь на свете вкуснее червей - для рыбок, конечно. Старый чебак посмотрел красным глазом и вильнул хвостом.
- Не берите это, - сказал он, - а то в беду попадёте! Остановились рыбёшки. Лишь одна молодая плотичка с рваным хвостом не послушала. Схватила червяка и - ой! - так и запрыгала от боли: на крючок попала. Потянуло её кверху, и взвилась рыбка в воздух, как птица. Забилась она ещё сильнее и попала прямо в руки к старику-рыболову.
- Мелочь какая! - сказал дедко. - Иди-ка обратно, подрасти сперва, - и бросил малька-плотичку в воду. А малёк-плотичка больше никогда на крючок не попадался. Когда же стал взрослым чебаком, водил большие стаи, и все рыбки, глядя на его рваные хвост и губу, очень уважали умного и строгого вожака.
ГРИБ КРАСИВЫЙ ДА ГРИБ НЕКРАСИВЫЙ
Под сосёнкой в глухом лесу росли два гриба. Одного звали Мухомор Красная Шапочка, другого - Груздь Белое Ухо. Мухомор был тонкий, стройный, пояском кругом подпоясанный; Груздь - широкий, крепкий, низенький.
Каждое утро, как только солнышко покажется, грибы вежливо спрашивали друг друга о здоровье:
- Не сухо ли вам, Красная Шапочка? - говорил Груздь.
- Спасибо, пока всё хорошо, - отвечал Мухомор. - А как вы себя чувствуете, Белое Ухо? Не точат ли вас червяки-гриботочцы?
Так и жили Мухомор с Груздем душа в душу. Днём в тени сырой прятались, ночью от жары отдыхали. А когда совсем выросли, стал Мухомор красивый, высокий, шапка, как сафьян, красная, в мелких белых точках. Заважничал Мухомор, над всеми смеяться стал, даже над червяками-гриботочцами. И все его боялись - ведь он был ядовитый, - далеко кругом обходили. Одни мухи иногда прилетали. Увидит муха на шляпке Мухомора светлые росинки, захочет напиться, сядет, попьет и лапки вверх - пропадает. А Мухомор посмеивается: