И сейчас, стоя в нескольких шагах от колдуньи, видя стан, строгий и стройный, развёрнутые точёные плечи и гордо поднятую голову этой свободолюбивой женщины, она застыла, поражённая не столько внезапно открывшейся красотой ведьмы (хотя и она имела место!), сколько мыслями, которые до сих пор и не думали зарождаться в её мозгу — но, тем не менее, они зародились, обездвижив Абель, подобно молнии — а может, даже хуже.
Эта женщина… Девушка же, в сущности, ничего о ней не знала. Она казалась королеве этаким идеалом, мудрейшей, повидавшей всё на свете — и, соответственно, всё на свете знающей. Но испытывала ли ведьма когда-либо сильные чувства — чувства, отключающие и голову, и сознание, вздымающиеся бурей и разгорающиеся в душе непокорным пламенем? Чувства, кажется, пожирающие не только эту самую душу, но и плоть? Испытывала она когда-либо муки любви — а быть может, и её счастье? А муки неопределенности? Сидела ли когда-нибудь в полной темноте, обняв колени руками и совершенно не зная, что делать — ибо вокруг был только густой, непроницаемый мрак без единого луча света? Или, быть может, ведьма знавала муки ненависти? Всепоглощающей, всепожирающей ненависти, покрывающей даже горячее сердце узором инея и дыханием льда? Кто-нибудь, когда-нибудь целовал её надменные губы — да так, что женщина забывала обо всём на свете, полностью окунаясь в дикое пламя, бушующее в груди — пламя, впрочем, не причиняющее боли? И когда-нибудь забывалась ли она в чьих-то сильных объятиях — и в этот миг, быть может, чувствовала себя как за крепостной стеной? Чувствовала, что никто, никогда до неё не доберётся, ни один враг?
Удивительно, но Абель в первый раз задумалась об этом. Какие тайны она хранит? Где, как она жила раньше? Чем жила?
И что обозначает эта полуулыбка, обращённая в наступающую тьму? Быть может, колдунья вспоминала восхищенный взгляд какого-нибудь молодого человека, волнительно сжимавшего кисти её рук… возможно, милую улыбку, проскользнувшую по устам близкой ей девушки — подруги или, может, сестры. Интересно, была ли у неё близкая подруга? Поверяли ли они друг другу, смущённо хихикая, сердечные тайны в темноте, прерываемой мягким отблеском свечи? Или колдунья была выше всего этого?
Кто знает…
Как странно, подумалось молодой королеве — вот мы знаем какого-либо человека, какое-нибудь, положим, даже долгое время. И по прошествии этого срока составляем об этом человеке какое-то определённое мнение, своё. Составляем по каким-то поступкам, обрывкам фраз, возможно, взглядам, неосторожным словам… и вот мнение о человеке уже сформировано — и, возможно, крайне неверное. Потому что кого интересует, к примеру, его прошлое? Чем он жил, чем увлекался и увлекается поныне? Любил ли он кого-нибудь и любил ли кто-нибудь его? Сколько раз его предавали? Один? Много? Ни одного? В конце концов, человека невозможно узнать, если он сам этого не захочет — да даже у близких людей могут быть вопросы на его счёт, что уж говорить о посторонних! Ведь молчание часто принимают за явление глупости, когда оно совершенно может оную и не обозначать, улыбку — за проявление, к примеру, расположения, когда на самом деле она может означать прямо противоположенное. Наконец…
— Как прошёл день Вашего Величества?
Абель вздрогнула — она так была погружена в свои странные, хаотичные и быстрые мысли, что мягкий и мелодичный голос колдуньи пронял её до дрожи. Ведьма по-прежнему стояла у окна, однако теперь странная улыбка была обращена вовсе не в воспоминания, а к самой королеве — и, несмотря на то, что она слегка поменяла своё значение, разгадать её у девушки всё равно не было шансов. Как и, она была уверена, ни у кого иного.
Сегодня женщина не спешила опускаться в привычное мягкое кресло и приступать к размеренному, спокойному повествованию — нет, она явно чего-то ожидала.
Едва юная королева успела задаться вопросом, чего же именно, как, вспомнив, досадливо мотнула головой.
— Мой день? О, довольно неплохо! Совет прошёл на удивление тихо.
Ведьма улыбнулась — словно лёгкая рябь коснулась зеркально гладкой поверхности воды.
— Что ж, я рада это слышать.
В прежние времена Абель, даже не отвечая на вежливый вопрос, потребовала бы немедленно перейти к новой истории, чарующей, сладкой и горькой. Но не сейчас… не теперь.
— А Ваш? — Молодая королева улыбнулась. В присутствии ведьмы некая робость никогда не отпускала её — девушка не могла избавиться от ощущения, что королева вовсе не она, а эта таинственная женщина. Нет, даже еще более — на самом деле, она не могла избавиться от ощущения наготы — ощущения, что все её мысли и помыслы открыты перед взором колдуньи, что та может читать по её душе так же легко, как по книге или, к примеру, по древним свиткам.