Присутствовало колесо и в другом, вовсе уж непонятном сооружении — обычное тележное, насаженное на горизонтальную ось с ручкой, позаимствованной, похоже, с колодезного ворота. Пещерник крутанул — колесо неохотно, с мерзким скрипом пришло в движение.
Третий предмет понравился Дане и Ваську еще меньше. Старая борона, аккуратно разрезанная ножовкой ровно пополам — и соединенная по линии разреза несколькими дверными петлями. Надо понимать, неприятно выглядевшее орудие должно было схлопываться острыми длинными зубьями внутрь. Должно было — но давненько не схлопывалось, петли тоже съела ржавчина.
Даня помрачнел. Сказал негромко:
— В интере-е-е-сные игрушки тут Гном играется. Может, и не зря Борька на него грешил: мол, кошку украл и замучил…
Пещерник не согласился:
— Не-а-а… Не играется. Давно уж наигрался…
— Может, у него тут что поновее имеется? Давай-ка поищем.
Поискали. И нашли — на другом конце той же полянки.
Неглубокую яму в земле прикрывала металлическая решетка. На дне — пепел, головешки, причем на вид свежие, не пролежавшие зиму.
— Никак тут Гном шашлык жарил? — предположил Пещерник. — Даже не шашлык, а… блин, забыл, как америкашки это называют… смешное такое слово…
— Барбекю… — машинально подсказал Даня. — Барбекю из Борькиной Кути…
— Да ну, брось! — махнул рукой Вася. — Двадцать лет мужику стукнуло… Стал бы он ради какой-то кошки такой огород городить? Разве что с другими отморозками козленка с выпаса умыкнул. Ну и сожрали тут под водяру…
— Не пьет Гном водяры… — так же машинально возразил Даня.
Но дальше спорить не стал. Снял с ямы решетку, стал шарить в куче золы и головешек. Пещерник, потеряв интерес к жаровне, продолжил исследование полянки, — вдруг да обнаружится еще что-то любопытное?
Кое-что нашли оба. Даня откопал-таки пару маленьких косточек — но совершенно неопознаваемых. Могли они принадлежать и украденному с выпаса козленку, и пропавшей кошке Куте, и вообще кому угодно… Для более крупных отходов Гном мог использовать безразмерное хранилище — болотную топь.
Вася же натолкнулся еще на одну яму, свежевырытую. Никаких следов костра в ней не было, но рядом стояла аккуратная небольшая поленица, столь же аккуратно прикрытая от дождя старым рубероидом. Но самое интересное — яма была выкопана в форме правильного пятиугольника. Размер его оказался несколько меньше, чем у деревянного, хранившегося неподалеку, в шалаше.
— Что-то новенькое наш Гном тут изобрел, — задумчиво сказал Даня. — Новенькое и гнусненькое…
Теперь он был вполне согласен с Борюсиком. Самые дикие предположения того об уединенных занятиях Гнома на острове уже не казались плодами богатой фантазии.
Вспомнив о приятеле, поджидавшем их на берегу в обществе девчонок, Даня взглянул на часы. Изумился:
— Слу-ушай, мы ж тут больше двух часов валандаемся! Наши там небось с ума сходят: исчезли, и ни слуху ни духу…
Они вернулись к плотикам. Но сходящего с ума Борюсика на противоположном берегу не увидели. Как, впрочем, и Альку с Женей.
— Смылись, не дождались… — неуверенно предположил Пещерник.
Помрачневший Даня ответил после долгой паузы, когда плотик изрядно удалился от острова:
— Не похоже, что смылись. Борька на Гнома злой, хоть весь день тут проторчит… Да и поорали бы, прежде чем уйти, попробовали бы до нас докричаться. Не нравится мне это…
— Да ну, брось… Устали на мокром стоять, отошли, где посуше…
Причалили. Пробравшись сквозь редкий прибрежный тростник, Даня взобрался на кочку, ходуном заходившую под ногами, посмотрел во все стороны.
Бориса и девчонок не было.
Нигде.
Дорога от Царского Села до Спасовки при наличии собственного автотранспорта много времени не занимает. Но неподалеку от Павловска «ниву» остановил опустившийся буквально перед носом — вернее, перед радиатором — шлагбаум. Пришлось пропускать еле-еле тащившийся пассажирский поезд, подползавший к переезду. Кравцов подумал, не сделать ли крюк в сторону, где дорога ныряла под железнодорожную насыпь — и решил, что не стоит. По времени так на так и получится, в лучшем случае.
Решение оказалось ошибочным. Когда последний вагон прокатил мимо, шлагбаум не поднялся — с другой стороны приближался товарняк, вовсе уж летаргический. Господин писатель сплюнул в опущенное окно «нивы», пожалел, что не поехал в объезд сразу, — и намерился ждать до победного конца.
Зато появилось время подумать: и о недавней беседе с Архивариусом, и о звонке Козыря, ее оборвавшем.
Странное дело: уже второй раз Пашка словно шестым чувством определяет намерение Кравцова покопаться в старых секретах «Графской Славянки» — и препятствует, чем может. В первый раз даже доехать до Архивариуса не удалось, сорвавшись по тревожному звонку Козыря. А сегодня…
…Сегодняшний телефонный разговор с Пашкой не затянулся. Предприниматель Ермаков ни словом не помянул свои недавние пьяные ночные откровения. Равно как и демонстративный возврат «Антилопы». Про то, где отсутствовал несколько дней, тоже не заикнулся. Спокойным ровным тоном проинформировал, что ждет Кравцова в своем спасовском доме — надо, мол, встретиться и поговорить, не по телефону, — причем как можно скорее. Прозрачно намекнул, что речь идет о безопасности Наташи и детей. Второй намек оказался более завуалирован. Кравцов понял так: Сашок каким-то образом вышел на контакт с Козырем и ультимативно потребовал нечто, что Пашка отдать ему никак не может, ибо сам не имеет. Надо думать, разменной монетой в этом торге стали жизни Наташи и мальчишек…
Этого оказалось достаточно.
Пришлось торопливо распрощаться с Архивариусом. Впрочем, тоненькую папочку с результатами отработки пинегинского запроса Кравцов забрал. Договорился о продолжении исследований, внес необходимую оплату (все-таки до чего же вовремя подошли гонорары)…
Он сидел в машине, невидящим взглядом смотрел на ползущие мимо вагоны, и размышлял над более чем странным совпадением: имели места два визита к Архивариусу — один намеченный, другой таки состоявшийся. И оба оборвал своим звонком Козырь. Причем и в тот и в другой раз использовал, пожалуй, то единственное, что могло заставить Кравцова бросить всё: информацию о смертельной опасности, грозящей Наташке.
Допустим, в первый раз всё было без дураков, всё всерьез. Но сейчас… Вскоре после известных событий Пашка напрочь исчез — Кравцов, по крайней мере, его разыскать не смог. А Сашок, значит, сумел. Ладно, допустим и это: уехав или затаившись, Пашка действительно оставил канал для экстренной связи — на случай, если объявится похититель жены и детей. Пусть так. Но отчего-то не верилось, что раненый Сашок, чудом унеся ноги с «Графской Славянки», успел так быстро оклематься, и разработать новый план, и начать приводить его в исполнение…
Не раз в деталях вспоминая их схватку на руинах, Кравцов пришел к выводу: его противник тогда лишился левого глаза, не больше и не меньше. Брошенный складной нож ударил по лицу плашмя — и штопор, торчащий в том месте из рукояти, никак не смог бы воткнуться ни в скуловую кость, ни в надбровную, — сразу бы отскочил…
Даже если Сашок умудрился ничего не повредить, рухнув с десятиметровой высоты на каменные обломки (что тоже маловероятно) — все равно не верится, что он тут же ринулся в новую авантюру… Не в его характере. В первый раз, например, выжидал три года.
На ум все чаще приходил другой вариант: Пашка повторил один раз уже сработавший трюк — чтобы как можно быстрее вытащить Кравцова от Архивариуса. Чтобы не дать услышать что-то важное.
Но что?
Здесь, у переезда, он успел просмотреть полученную папочку. Там в письменном виде, но чуть более развернуто, повторялось почти все, рассказанное сегодня Архивариусом. Единственным исключением стала история об операции против «Умирающего Сфинкса» — о ней в бумагах не было ни слова. Судя по имевшим место интернетным ссылкам, большая часть информации оказалась скачана именно из Сети. Лишь в конце страниц, посвященных давнему хищению в Заемном банке, указывались архивные, бумажные источники информации.