— А что? Не имею права? Че ты все подкалываешь меня?
— Да так, — Лерка обгрызала зелень, стараясь не прокусить белую, мягкую еще косточку. С детства пугали друг друга, что там внутри — синильная кислота. Кто его, знает, лучше не рисковать.
— Мне иногда, знаешь, хочется чего-то, чтоб не отсюда. А то у вас разговоры — или о телках или о машинах. Такие деловые все, аж плюнуть хочется.
— А разве это плохо, что деловые? Я думал, тебе нравится, когда деловые. Вон, Геныч, к примеру, — и Колька осторожно посмотрел на Леркин профиль.
— Ой, что ты мне суешь своего Геныча! Тоже мне, шишка на ровном месте!
Лерка размахнулась и швырнула в листву белую косточку. Отвернулась.
У Кольки упало сердце. Сердится. Нравится ей Геныч. А как по-другому? Красивый. Девки так думают почему-то. И — «табуретка» у него есть. Японский мопед, — яппонский городовой. Отец купил на день рождения. Теперь вообще от девок проходу нет — «Геныч, ах-ах, покатай!». Надьку он часто катает. И далеко. А Лерка раньше редко приезжала, а сейчас — каждые выходные, да еще на неделе пару раз. Иногда ночевать у бабки остается. На море ходят, в степь. Все вместе. Вот если б вдвоем…
Колька зажмурился, представив — он и Лерка в степи. И видно, что вокруг — на километры никого. Уже ковыль цветет в Широкой балке. Он и сидит здесь с ней — позвать хотел. Но боится, она согласится и назовет народу. И пойдут, как осенью тогда за грибами на дюны в лесопосадки. Человек пятнадцать собралось, сухаря набрали два ящика, потом понапились все. Сонька рыгала два часа, Колька с ней дурак-дураком провозился — зеленая вся, свитер воняет, потом ушла в кусты ссать и упала — подняться не может, ревет. Стыдно ей, видите ли, щеки грязью измазала, слезы текут, все жаловалась, что Геныч ее не любит. Колька тогда аж присел от удивления. Отличница, блин, а тоже в Геныча влюбилась, и не знал никто. Теперь вот, Лерка.
Колька снова поглядел на щеку в золотистом пушке, на вздернутую верхнюю губу, на обиженно припухшую нижнюю. Переживает. Блин.
— Антананариву, — сказал громко. Помолчал и добавил:
— Анцирабе. Мурундава…
Лерка повернулась. Смотрела внимательно и удивленно. Губы приоткрылись, показав влажные зубы. С левой стороны в промежутке верхних зубов остался маленький кусочек зеленой мякоти.
— Там растут огромные баобабы, — мрачно поведал Колька, — они похожи на толстяков с раскинутыми руками.
По спине его полз холодок.
— Там в мангровых зарослях ходят цветные крабы и бегают рыбы.
— Рыбы не бегают, — неуверенно заперечила Лерка.
— Там — бегают. Илистые прыгуны. Они выскакивают во время отлива и скользят по гладкому илу. Будто на коньках. Там яркое солнце и никогда нет зимы. Там женщины смуглые, как… Как ты — летом. Только волосы у них черные и вьющиеся. И океан грохочет огромными валами, а солнце вечером большое и красное, как кровь.
— Коль, — Лерка не сводила с него глаз.
— Оно садится прямо в океан и тогда дует ветер. Прохладный, после дневной жары. Можно ходить по теплому песку босиком.
— И я обязательно туда уеду, — закончил он севшим голосом.
Отвернулся. Даже глаза прикрыл от стыда, спрятал себя за веки.
Минуту молчали. Колька, чувствуя мурашки по спине, боялся повернуться.
Бабушка гремела посудой, но почему-то не выходила больше звать внучку. В Колькином огороде истерично закричал петух, собирая своих пернатых женщин.
— Коль? — Лерка протянула руку и потрогала его ладонь. Взяла покрепче. Потянула к себе. Он повернулся нехотя. Раскрывая глаза, — понимая, что еще больше смеяться будет, если увидит — зажмурился, как маленький.
И увидел восхищение на лице девочки.
— Коля… Ты возьмешь меня?
— Куда?
— С собой, на Мадагаскар?
— Так я ж еще не скоро поеду, — неуверенно сказал Колька, — а ты что, поедешь со мной?
— Конечно! Мне еще никто так не рассказывал! С тобой, да, поеду.
Колька заулыбался.
— А на Чукотку? Со мной поедешь?
— А ты и на Чукотку собрался? Там же холодно. И баобабов нету.
— Нет, ты скажи, поедешь?
Лерка засмеялась:
— Да, да! Конечно, поеду! Только, давай уж лучше на Мадагаскар, хорошо?
— Хорошо.
— Поклянись!
— Ты что?
Она требовательно дернула его руку:
— Ну, поклянись же, что без меня не поедешь! А я поклянусь, что, как только ты придешь и скажешь, я все-все брошу, в любое время и — уеду с тобой!
— Хорошо. Я клянусь, что приду и заберу тебя.
Лерка засияла глазами:
— Да! А я клянусь, что поеду. Вот!