— Ага, зайду, мне еще два часа можно гулять, я же — как бы на рыбалке. А потом через крышу — домой. Или, хочешь, сейчас туда полезем и будем сидеть?
— Хочу.
Они сидели на том же матрасике. Вдыхали запахи ночных тропических цветов, слушали крики зверей, что доносились из джунглей.
Колька полез в карман. Достал сонного краба:
— Вот.
— Ой, — Лерка погладила шершавую спинку, — это мне?
— Ну уж. Его выпустить надо. Завтра пойдем к морю утром, хорошо?
— Да. А он приживется у нас в море?
Колька пожал плечами в темноте. Но сказал уверенно:
— Куда он денется.
Джунгли жили своей загадочной и таинственной джунглевой жизнью, вздыхали, поскрипывали, ухали, журчали ручьями.
И далеко-далеко, среди огромных баобабов, раскинувших в звездное небо руки-ветви с растопыренными пальцами, бегал маленький заблудившийся Геныч. Всхлипывал, пинал кроссовкой упавший набок японский мопед и, дрожа, слушал рыканье ночных неизвестных зверей. Ждал утра.
ЛОСКУТИКИ
КРИМПЛЕН
Неснашиваемые вещи — кошмар начала 70-х…
Расцвет эпохи кримплена закончился давно. Но, несмотря на угасание всекримпленства, помню, как его было много, и какой он был. Одна из причин — его полная несносимость. В шкафу у мамы до сих пор висит нежное пальтишко персикового цвета на полупрозрачной нейлоновой подкладке. Когда-то, еще в эпоху фотоаппаратов «Смена» в каждой второй семье, мама юзала его долго и успешно. Пыталась юзать его и я, но постоянное несовпадение мешало сотрудничеству — когда входили в моду изячные пальтишки по колено, то либо память о засилии кримплена была еще свежа чрезмерно, либо я крутила роман с джинсой-коттоном и не желала отвлекаться на персиковые нежности.
Вот сейчас, казалось бы, процветает любовь к винтажу — раз; у самых продвинутых дизайнеров в последних коллекциях мелькают именно эти пальтишки — два; замученные собственным статусом московские заказчицы тащат подруге отрезы чего-то кримпленоподобного и с упоением рассказывают страшные истории о цене и супермоднявости привезенной из самой Италии новой (?) коллекции тканей — три…. Короче, именно сейчас можно было бы притвориться, что, да — последняя коллекция, да — вчера последнее в Ветошном переулке, нет, что вы, не пятьсот, я так дорого не покупаю — двести всего, угу, да, спасибо, сама знаю, что идет! Но шкаф, в котором висит эта спящая тряпочная принцесса, находится за полторы тыщи километров. Да, наверное, и пусть себе висит. Места много не занимает.
Основная идея предыдущих абзацев — оно, это пальтишко, новое. То есть, вообще без следов использования! Это вызывает уважение. Особенно в наше время, когда износ специально закладывают во все техрасчеты, чтобы увеличить товарооборот.
С другой стороны, это пальтишко — единственная на моей памяти вещь, которая действительно была хороша и мила. А остальное?
Что представлял из себя кримплен? Это — для тех, кто не застал. Абсолютно, бескомпромиссно и нескрываемо, можно сказать — победно — синтетическая ткань, на ощупь — шершавый полиэтиленовый пакет с рельефным узором. Узоры выдавливались по готовой ткани, поэтому могли быть абсолютно разными. От сдержанного диагонального рубчика до сумасшедших завитков всех размеров. Цвет ткани, как правило, самый ошарашивающий. И если вам в музее текстиля попадется манекен в кримпленовом платье, якобы модном в те далекие годы — не верьте и не спешите удивляться извращенности вкусов ваших предков! Эти безумные капустные розы попугайных расцветок среди угольно-черных орнаментов, белоснежных кругов на ползадницы и ярко-синих треугольников (это все одно платье, а вы что подумали?) в те годы тоже вызывали заикание и нервный тик. Но везли в город отрезы моряки-мужчины, не особо разбиравшиеся в оттенках и полутонах. Да и знойные южанки по-сорочьи не могли устоять перед ярким, блестящим, побрякушечным.
Пошитое из кримплена платье не мялось, не выгорало, не линяло. Не фалдило, а картонно торчало в разные стороны, как платьячко принцессы на детском рисунке. Не пропускало пот и мощно воняло под мышками, набродившись вместе с хозяйкой по злой жаре керченского базара. Искрило фиолетовыми искрами. И не снашивалось.
Помню учительницу математики — женщину достаточно молодую и даже, насколько понимаю сейчас, симпатичную. У нее были каштановые волосы, уложенные а-ля Маргарет Тэтчер, каштановый парик, уложенный в точности, как ее собственные волосы, стройные невыразительные ноги и десяток кримпленовых платьев разных цветов, но одного фасона. Фиолетовое, ярко-зеленое, коричневое, салатовое, в мелкий бирюзовый цветочек по алому фону, в крупный канареечный цветок по угольному фону… Но все — приталенные, с торчащим в стороны подолом, выше колена (фи, как это было немодно! Тогда как раз носили миди!), с треугольным вырезом и короткими облегающими рукавчиками. Дизайнер одежек, тогда еще мирно во мне дремлющий, просыпался и корежился от сорокапятиминутной эстетической пытки.