– А об этом, мой царь, я обязательно поведаю тебе следующей ночью, – лукаво улыбнулась ему Махаан.
– …Что ж, значит, я буду ждать следующей ночи, – покорно согласился с ней супруг. – Тем более, что сейчас я, наконец, чувствую благословенную дрёму…
С этими словами он улыбнулся и, положив голову на подушку, спокойно уснул. Утро даровало телу царя долгожданную усталость, а последние произнесённые им слова сказки принесли мир душе.
Дождавшись, пока сон владыки сделается достаточно глубок, прекрасная дева Махаан поднялась с ложа, которое вот уже двенадцать лунных дней и триста пятьдесят ночей так и не стало брачным. Негромко позвякивая золотыми цепями на ногах, она ушла в свои покои.
Бесправная, но всё ещё живая царица Джаэруба могла только мечтать о сне. Её душа была далека от умиротворения. Знание, которое передал ей супруг, тяготило девушку. Но задача, возложенная на неё, была близка к выполнению, и понимание этого даровало ей силы.
Махаан быстро переоделась в скромное платье и удобные туфли, собрала свои длинные густые волосы. Затем девушка подобрала цепи и осторожно открыла потайную дверь, прятавшуюся среди орнаментальных мозаик в стене её комнаты.
Путь по узким ступеням и холодным коридорам подземелий был недолгим. Вскоре Махаан приблизилась к другой двери и, потянув тайный засов, оказалась в передней дома своей подруги Зоири. Её брат Плутарх Борейский работал хранителем королевской библиотеки, поэтому они с Зоири жили вблизи от дворца.
Как и Махаан, брат и сестра не были джаэрубцами. Отцом царицы был уважаемый Баасэ Ли, посол Калоса. Плутарх и Зоири бежали из Эсфиры. С некоторых пор с эсфирцами жил ещё один чужестранец, ставший мужем Зоири… К нему-то и пожаловала Махаан.
– Милая моя подруга, – Зоири встретила девушку, выйдя из покоев. – Как я счастлива, что ты жива… – Голос её выдал волнение. – Надеюсь, ты явилась к нам с радостными вестями?
Несмотря на ранее утро, Зоири уже была умыта, причёсана и хороша, как погожий день. Травянистые оттенки её платья оттеняли глубину глаз и подчёркивали золотисто-кофейный блеск волос. Эсфирка никогда не понимала, как алриассцы могут не спать по ночам. Сама она предпочитала нежную красоту рассветов.
– Здравствуй, дорогая моя. Вы уже не спите? – осведомилась Махаан. – Здесь ли твой муж? У меня важные вести для него…
– Сегодня муж провёл ночь в этом доме, – ответила Зоири, пряча глаза под ресницами. – Они с Плутархом пьют кофе и играют в уру.
В голосе подруги Махаан различила тревожные нотки.
– Что-то беспокоит тебя, милая? – прошептала царица. – Не обижает ли тебя твой супруг?
– Его мысли витают в неведомых мне далях, – призналась Зоири. – Он часто печален, а это огорчает меня… Но, клянусь, ко мне он добрее всех.
– Что ж, тогда поспешим, – улыбнулась Махаан. – Ибо я несу весть, которая порадует его разум и душу.
– Неужели? – ахнула Зоири. – Ты обнаружила того, кого он искал?
– Думаю, что да, – ответила Махаан. – Прийти к власти царю Малику помог дух, которого тот встретил в пещере джунглей Эльхайби… Дух, живущий в кольце с изумрудом и причитающий детским голосом…
– Значит, это всё, конец нашей истории… – эсфирка грустно улыбнулась.
– Не говори так, – попросила её Махаан. – У любой истории есть своё продолжение. Просто оно не всегда открыто нам…
Девушки торопливо проследовали к гостиной. Зоири спросила позволения войти и, получив положительный ответ, пригласила свою подругу внутрь.
В комнате царили утренние сумерки, только у низкого стола с игральной доской горели свечи. Огонь освещал сидящего в задумчивости Плутарха, высокого молодого мужчину. У него были такие же вьющиеся тёплого цвета волосы и тёмно-болотные глаза, как у сестры.
Махаан подарила Плутарху улыбку. Тот оторвался от созерцания игральной доски и ответил ей. Тем временем Зоири неслышно проследовала к окну, у которого застыл её супруг. Девушка положила руки на его плечи, уже привычным мягким движением выводя из задумчивости.
Махаан не раз слышала от подруги, что этот странный мужчина долгие годы провёл в заточении. И это была не простая темница. Тяжёлое бремя сделало его нелюдимым, неприветливым. От одного его взгляда пробирал мороз. Будто тот, на кого он смотрел, невольно ощущал часть той муки, через которую прошёл этот человек.