И вот уж тогда он купит себе дворец роскошнее, чем у Бабея! Он оденет своих дочерей в такие платья, которых никогда не видел ни Алриас, ни целый мир! Он выберется сам на божий свет! А затем поднимется среди людей и возвеличит свою семью!
Пусть подавятся судьи своими законами! Малик изменит законы! Он покажет дочерям столицу во всём её блеске и, может быть, все остальные города! И пусть хоть одна собака гавкнет в их сторону, его стража позаботится о том, чтобы злые языки были отделены от их владельцев!
Подумав так, Малик вдруг вспомнил, как полыхал изумруд из волшебного кошеля. Он снова извлёк его и бросил перед собой. Яркий свет заплясал по несметным сокровищам, облачая драгоценные металлы и камни в один ядовито-зелёный цвет и разгоняя тени. На душе у дровосека стало поспокойнее. Даже таинственный плач вдруг сменился тихими вздохами.
– Кто ты? Эй! – обратился к нему Малик, озираясь по сторонам. – Человек ты или зверь? Нага, гуль, сила или же… джинн?
* * *
Два путника, по всему видно, чужеземцы, прогуливались по улицам Алриаса. Один – в пурпурном шерстяном кафтане, красном обёрнутом вокруг головы платке и высоких сафьяновых сапогах, был стройный и светловолосый, как эльфы с дальнего Севера. Другой – во всём ему противоположный смуглый силач с грубыми чертами лица и непокрытой лысой головой – был бос и одет только в свободные шаровары цвета чёрной земли.
Ночь опустилась на город, но не тьма и покой. Сияние полной луны заливало небо. Кварталы и площади были наполнены шумной жизнью и щедро освещены тысячами факелов. Знаменитое белое пламя Джаэруба, питаемое смолой священного дерева, отражалось от посеребрённых куполов и играло на рельефных изразцах, покрывающих цветастые фризы дворцов.
Шло второе полнолуние нового года: в такие ночи было принято снимать вуали и отдаваться веселью. Объятая светом Азрэка столица Джаэруба не засыпала до самого утра. На каждой улице разворачивались свои представления. Где-то танцевали и пели, на других – показывали спектакли, на третьих – устраивали бои с участием петухов или карликов.
Зрелища более опасные можно было увидеть на специальных аренах. Здесь, поднимая волны песка, рвали друг друга пустынные длиннохвостые ящеры, сшибались плоскими костяными лбами побережные и дюнные одноглазы. Последние животные отличались поистине свирепым нравом и могли затоптать друг друга до смерти, хотя в обычное время использовались джаэрубцами для пахоты и грузоперевозок.
На других улицах зрители любовались зрелищем менее кровавым, но не менее опасным. Кукольные театры на первый взгляд можно было принять за детское развлечение. Да только все дети сидели с матерями по домам, а на небольших сценах актёры ставили сценки с участием королей и советников, захватчиков и ополченцев, жестоко высмеивая то одних, то других.
Особенную славу имела сценка, повествующая о недавних событиях. Прямо об этом не упоминалось, но все присутствующие ясно понимали, о чём идёт речь. Степные племена разбойников, которых было немало, – кто-то насчитал аж сорок племён, – встретились с королевской армией у озёр Шамо. Но вместо того, чтобы вести в бой своих солдат, некий, разумеется, безымянный владыка некой никому не ведомой страны, напился для храбрости вина да и уснул на пороге своего замка.
Юные безбородые и пожилые алриасцы с длинными, как у гномов, но более жидкими усами хохотали над этой сценой так, что могли, пожалуй, и надорвать себе пуза. Хотя надо отметить, что этот народ не был расположен к полноте.
Джаэрубцы отличались необыкновенным сочетанием светлых глаз со смуглой бронзовой кожей и поджарыми, будто высушенными на жарком солнце телами. Большие животы у них встречались крайне редко. И пузатая кукла, изображающая царя Алриаса, вызывала у зрителей особенное неодобрение.
– Говорят, Тадж сын Намура погряз в пьянстве и обжорстве, – неслось по толпе. – Рассказывают, будто работорговцы из Добура – частые гости в его палатах…
– Говорят, казна пуста, и нечем платить даже кухаркам, не то что солдатам… Рассказывают, что беда уже на пороге, племена кочевников объединились и идут на Алриас…
– Говорят, у их имара боевых слонов больше, чем у царя царей… Рассказывают, будто он умеет заклинать зверей, ему подчиняются даже сами мариды и ифриты!
– Говорят, имар кормит их овцами…
– Рассказывают, что овцами имар называет алриасцев…
Второй по популярности спектакль повествовал о событиях на Северном материке. Небольшая сцена под него была обтянута красными, словно кровь, лоскутами. В крови и бутафорском огне гибли люди, деревни, целые города царства Семи Ветров.