— Давай есть, что Бог послал, а потом уж покумекаем, куда тебе деваться.
«Он еще и телепат?!» — слабо удивился Арсений.
— Я вот тебе съезжу в Рыльск Мордасовского уезда за телепата, — незлобно бросил бородатый, доставая из мешка кусок сала, завернутый в тряпицу, склянку с солью и полбуханки черного хлеба.
— Вы не поняли. Телепат — это…
— Ладно. Не учи рыбу плавать! — перебил дед. — Это я так, для острастки. Запах от тебя вполне приличный, — аккуратно расстелив тряпицу на земле, он нарезал большим охотничьим ножом сало, хлеб, насыпал из склянки небольшую горку соли. — Тот, что до тебя приходил — поганый был, несло от него, как от протухшей селедки. — Дед помолчал, очищая с картофелины подгоревшую корочку, глянул на Арсения. — Ты что это заскучал? Давай навались. Смелее, смелее… Кто сыт, тот у Бога не забыт, — он посолил картофелину, ловко подцепил ножом кусок сала и принялся за еду. Арсений, помедлив, последовал его примеру.
Насытившись, дед подобрел. Он достал из кармана фляжку, нашарил в мешке большую эмалированную кружку, плеснул в нее из фляжки и протянул Арсению. — На, запей, а то всухомятку, я вижу, у тебя кусок в горло не лезет.
— Спасибо, что-то не тянет, — отказался Арсений.
— Экие вы все пугливые стали, — развеселился бородатый, — не боись, это — водица-матушка.
— Вода? — Арсений взял кружку, попробовал, — отменная водица, только холодная, аж зубы ломит! Сейчас бы чайку горяченького, да не взял я чаю. Так собирался — сгущенку захватил, а заварку забыл.
— Сгущенку, говоришь, взял, — усмехнулся дед. — Ну что ж, с чаю лиха не бывает. Сейчас организуем. Я тут поблизости горячий лист видел, — он поднялся и пропал в темноте.
Арсений проводил его взглядом: «Лист какой-то?! Ладно. Если то, что мне рассказывали правда, удивляться не приходится. Надо поменьше лупать глазами и болтать, бородатый и так все знает.»
— Держи кружку, — дед появился с другой стороны. Арсений поднял кружку, бородатый бросил туда небольшой сухой листик, с виду похожий на лавровый, и уселся на свое место.
— Что смотришь? Пей. Сахару, извини, нету. Сгущенку свою доставай. Да смотри не обожгись.
Арсений почувствовал, как нагрелась кружка, над ней поднялось облачко пара, словно от крутого кипятку «Какая-нибудь экзотермическая реакция?» — подумал он и, не удержавшись, спросил: — Скажите, а это не того… не вредно?
— Экие вы, научники, все одинаковые, — дед разгладил бороду, достал трубку, прикурил. — Понавыдумывали всякости: реакция, дифракция, мелиорация, эксгумация, сами разобраться не можете. Воистину говорят, за очками света божьего не видите. — Дед помолчал, попыхивая трубкой. — Однако ж, с другой стороны, лучше бояться, чем не бояться. Пей, пей, не вредно. Да лист вынь, ни к чему он теперь.
Арсений щепкой вынул из кружки лист, прихлебнул. Это был действительно хорошо заваренный чай, вкусный и душистый, словно туда для запаха положили смородиновый лист. Дед, посмеиваясь, наблюдал, как Арсений, отдуваясь и покрякивая, прихлебывает чай и слизывает сгущенку с ложки.
— А вы что же? — спохватился Арсений, подвигая бородатому банку со сгущенкой. — Угощайтесь. извините, не знаю как звать-то вас?
— Все зовут Нилом Степановым, так и ты величай, — бородатый оглянулся, тревожно прислушиваясь.
— Ну спасибо вам, Нил Степанович…
Дед вдруг схватил Арсения за шею и повалил на землю, приговаривая:
— На здоровьечко, на здоровьечко… — сам он брякнулся рядом и возбужденно зашептал: —Ну, сейчас она дохнет! Ты в землю уткнись, легче будет. Во, во, пошло!
Арсений почувствовал, как противно заныли виски, голова закружилась, по телу прошла волна озноба! I Дохнуло опаляющим ветром. Воздух словно густел и быстро нагревался, обжигая легкие. Стало невыносимо жарко. Арсений уже было хотел вскочить и бежать подальше, и побежал бы, но его крепко держал бородатый Нил Степанович. Пекло вдруг спало, так же неожиданно, как пришло. Арсений облегченно вздохнул и приподнял голову, но тут же получил крепкий подзатыльник от деда Нила и уткнулся носом в землю.
— Не спеши, коза, все волки твои будут, — проворчал дед, и Арсений ощутил, что вокруг резко похолодало. Деревья покрылись инеем, в лесу повис густой туман. Мороз крепчал, становился невыносимым, ломал суставы, останавливал кровь. Арсений почувствовал, что замерзает, острая боль в спине была последним, что он помнил. Очнулся он от того, что дед Нила энергично растирал ему спину, приговаривая: