Она тревожно оглянулась.
— Ты устал? — только и спросила его.
Потом торопливо начала стелить белоснежные покрывала. Он снял тяжелые сапоги, шубу и шапку, опустил на белые подушки белую голову и уснул так, будто не спал все это время.
Прошло три дня, три ночи, много раз закипал и остывал самовар, а он спал и спал, словно хотел проспать всю оставшуюся жизнь.
Колдунья сидела рядом, гладила его такие знакомые руки и плечи, которые не разгибались даже во сне. Не решилась коснуться одного сердца.
Она тронула ладонью седую бороду, и волосы потемнели, будто оттаивая от инея. Ее теплые руки вспомнили колдовство. Она не поверила, провела по изрезанному морщинами лбу, и морщины разгладились.
Тогда подошла она к кипящему самовару, и клубы пара вырвались ей навстречу. Колдунья увидела в тумане свои тихие ели и бледную равнину. На краю пустыни в чужом доме сидела чужая женщина с лицом знакомым и родным. Она подпирала ладонью голову и печально смотрела на белые хлопья, словно ждала, когда кончится снег. Но снег все не кончался.
И всем своим опустевшим и измученным сердцем пожелала ей добра маленькая колдунья…
Она боялась смотреть на лежанку, где спал ее усталый странник. Она тихо сидела у самовара, словно сама боялась проснуться и начать жить в мире, где, имея чары колдуньи и сердце женщины, нельзя пожелать счастья для себя.
И где же тогда найти счастье людям, если между двумя домами и двумя судьбами может лежать тридцать лет пути, если молодость тает бесследно и незаметно, как белый пар от самовара, и хорошо еще, если успеет кто-нибудь отогреться и испить из того самовара горячий чай.
И тихо позвала по имени добрая колдунья ту — чужую.
И за тридцать лет пути откликнулась та и встала, прислушиваясь.
Колдунья поднялась ей навстречу и снова запоздало пожелала ей добра, как желают всем чистым и вновь рожденным. Соперница отбросила с плеча тяжелую косу, накинула белую шаль и, не оглянувшись, вышла за дверь.
Волшебница последний раз смотрела в лицо той, которая, будто званая гостья, торопилась в ее дом, потом погасила огонь в колдовском самоваре, оставила колдовскую книгу и, не поцеловав на прощанье спящего, навсегда ушла из своей избушки.
Странник не проснулся. Он почивал спокойно и ровно. На столе стыл самый обыкновенный теперь медный самовар, а в углу дожидалась нового прочтения старая книга волшебных сказок.
По холодной пустыне, разметавшейся по земле на тридцать лет пути, в разные стороны шли два человека. Одна — женщина, благословленная на счастье целым миром, другая — колдунья…
А над ними тихо и безмятежно стояли на земле великие ели, которые уже раз и навсегда дождались всего.
Дыханье Небо
Сказка
Давным-давно, когда земля была пустынна и безмолвна, когда не росли еще деревья и травы, не текли реки и не шумели ветры, жили на ней люди-великаны. В то время над планетой не было атмосферы, и для того, чтобы дышать, у каждого из великанов в груди был всего один глоток воздуха. Они выдыхали его и тут же вдыхали обратно, пока не растворился он в бездыханном мире, и живы были до тех пор, пока дышали.
Но приходил день, когда отец или мать отдавали свое единственное дыхание новорожденному ребенку, чтобы продлить великаний род. Иногда здоровые и любящие вкладывали воздух в уста больным и любимым… Но и те, кто не имел детей и не умел любить страстно и безвозвратно, не жили вечно. Заточенный, словно в клетку, в одного человека, дух его тускнел и умирал.
И, может быть, однажды вот так и растаяло бы на земле последнее человеческое дыхание, как луч света, погаснув под пустынными небесами, и непонятно было бы, для чего зарождалась на планете жизнь, для чего вложил в нее кто-то живой дух…
Высоко над пустынной землей стояла Тень-скала, горбато изгибаясь, держала она на себе высоту свою. Но выше Тень-скалы над землей поднималось солнце. Ярко во тьме светили ничем не затуманенные звезды, но ярче самых лучезарных звезд сияло солнце. Славен и велик был вождь людского племени — богатырь Небо. Но и он склонял голову, прославляя солнце.
Страх и холод приходили к людям, когда исчезало вечное светило. В темноте собирались великаны под Тень-скалой и прижимались друг к другу так тесно, что переставали различать свое и чужое дыхание, согреваясь одним воздухом и теплом. Но и это не спасало от холода. Земля, не защищенная атмосферой, отдавала тепло так быстро, словно мгновенно испарялась, оставляя после себя лед. Под утро даже дух застывал, и великаны походили на огромные ледяные глыбы.