Эдвард со злостью подумал, что прошли те времена, когда такого Миллера можно было притащить за шиворот в участок или – что ещё лучше – вытрясти всё, что нужно, прямо на месте. Конечно, у мёртвого полицейского в кармане неизменного плаща остался призрачный значок. Но кому он мог его теперь показать? И зачем? Ладно, дело есть дело, нужно сдержаться:
– Слушай, Миллер, – Эдвард покачал головой. – Я рад удружить тебе в ответ, ты отличный малый и всё такое, закончи сам. Но подумай, как ты себе это представляешь? Я – детектив-сержант – буду выбивать долг на свалке? Из кого-то по кличке Маус? Серьёзно?! Может, я могу оказать тебе какую-нибудь другую услугу? Другой говнюк, больше по моей части?
Миллер просветлел лицом. Ну, то есть… тем, что у Миллера после смерти было вместо лица:
– Вообще-то да. Есть. Помнишь дело убийцы с бензоколонок?
Эдвард помнил: он привык следить за заметными уголовными делами.
– Какой-то говнюк, который приезжает на бензоколонки и убивает всех до единого: и клиентов, и персонал. И не берёт ни денег, ни драгоценностей. Первый раз появился пару лет назад. Ты об этом?
– Да. Я знаю парня, который хочет его найти. Живым. И известно, что этот бензоколоночный убийца едет сюда, в наш штат. Инфа сто процентов. Возьмёшься?
Эдвард почти не раздумывал: в конце концов, это было настоящее дело. К тому же он понимал желание парня отомстить говнюку: Эдвард и сам не отказался бы достать того, кто пробил ему лёгкое в самой последней перестрелке:
– Да.
– Отлично! Ты окажешь услугу этому парню, а парень мне, и все довольны. А пока встреча с Бадди: сегодня в восемь, возле Коламбия-колледжа, идёт?
– Идёт.
Эдвард заглянул за стекло кафе, посмотрел на часы на их стене: Лорейна, конечно, ещё занята со своими волшебными говнюками. Что ж, тогда отели. Эдварда Картера ждала Великолепная миля.
Случайно сюда не забредёшь: чтобы прийти сюда, нужно знать, что не так уж далеко от Юнион Стейшн существует это странное место.
Лорейна знала.
Когда-то эта пустошь с видом на рельсы и вереницу невысоких зданий была её любимой частью города. Лорейна звала её «полустанок Мечты». Это был один из фригольдов Чикаго.
Лорейна поёжилась и подняла воротник пальто. Пустынные подступы становились многолюднее: что-то чинили, собирали, разбирали, переделывали, доделывали нокеры. В полуоткрытом спортзале, пренебрегая холодом и ветром, качали мышцы тролли, поднимая самодельные спортивные снаряды из кусков шпал. На перроне, одном из тех, что неведомы людям, ожидая поезда, не значащегося в расписаниях, собралась стайка из десятка эшу, торопливо пересказывающих друг другу последние новости и свои приключения. Все они говорили разом, прежде чем разъехаться в разные стороны. Лорейна Суини не была китейном, но видела их подлинные обличья и те повседневные чудеса, которые они присущей им толикой волшебства скрывали от большинства людей.
На Лорейну обращали внимание: в некоторых взглядах была доброжелательность, во многих удивление, во всех – любопытство…
Даже в человеческом облике Ронан Коннаган был необычайно высоким, в подлинном же обличье тролля, которое Лорейна видела одновременно с человеческим и как бы сквозь него, – просто огромным. У него было лицо рыцаря, отправившегося когда-то выполнять тягостный обет, выполнившего и вернувшегося домой, но хранящего в чертах и взгляде и болезненную причину обета, и тяготы пути, и раны, и печаль. Но сохранившего также чувство собственного достоинства и память о победе, пусть и давшейся ему дорогой ценой. Одежды его были чёрными, а речь медленной.
Она знала его тридцать с лишним лет, и за все эти годы он не изменился, казалось, что ему всё ещё сорок пять: Ронан почти всё время жил во фригольде, и волшебство этого места питало его.
Ронан Коннаган был бароном Чикаго, согласившимся принять этот титул лишь на временной основе: пока не появится кто-то более достойный.
Временная основа постепенно превратилась в долговременную, хотя никто не скажет, что Ронан не был готов уступить это место в любую минуту. Просто благие китейны, неформальным лидером которых он стал, были молчаливо уверены: более достойного нет и не будет.
Каждый раз, глядя на него, Лорейна чувствовала то же, что ощущала, приходя на полустанок Мечты, но доведённое до крайней точки: любовь и печаль.
Ронан Коннаган был лучшим другом её родителей. Когда их не стало, Лорейна надеялась… Нет, «надеялась» – неправильное слово. Она точно знала, была совершенно уверена, что Ронан заберёт её. В ком ей и было быть уверенной, если не в нём? Она ждала его в полицейском участке, перемазанная кровью, грязью и слезами. Полицейские сразу спросили её, кому из взрослых они могут позвонить, но у Ронана Коннагана не было телефона, а её объяснения об одиноком мужчине, живущем в старом железнодорожном депо, очевидно, не показались убедительными ни полицейским, ни социальным работникам.