Да что тут скажешь? Большинство людей говорили: они, мол, давным-давно обо всем догадались. И отправились домой с венками и флагами.
Лицо колдуна стало лиловым от досады, и он тут же, не сходя с места, лопнул. Господин Пер так обеднел, что вынужден был просить милостыню. Однако же гору Аавасакса, независимо от него, каждое лето золотило полуночное солнце. Глазки юнгфру Солнечной Светлой Улыбки снова заблестели. Она вышла замуж за сына бургомистра по имени Лунный Свет, жили они в ладу и взяли господина Пера к себе.
— Это все правда, Матте? — спросил младший из мальчиков.
— Пусть поклянется в этом тот, кому охота, — заметил Матте-кочегар. — Однако ручаюсь, что история эта столь же правдива, как и многие другие морские истории. А их-то я могу порассказать тьму-тьмущую.
Кнут-Дударь, проказник
Кнут — бедный мальчик, круглый сирота, ни отца ни матери — жил в маленькой хижине с бабушкой около Жемчужной отмели. Всего то и было у него, что рубашка, курточка, пара штанов да шапка; больше ведь летом ничего и не надо! Зимой надевал он еще шерстяные чулки да башмаки из бересты, а это не так уж и мало. Нрава он был бодрого и всегда весел, но голоден — тоже всегда. Редко так бывает — голодать и в то же время духом не падать.
Беда, правда: у его кроткой и добросердечной бабушки не часто бывало столько съестного, чтобы мальчик мог наесться досыта. Она пряла шерстяную пряжу и посылала Кнута продавать ее в большую господскую усадьбу господина Петермана в миле от них. Усадьба называлась Оса, что значит Вершина. Когда Кнут возвращался с монетами за пряжу, старушка покупала ржаную муку и пекла хлеб. Был у нее и вентерь, так что порой можно было и порыбачить, и рыбу добыть, когда сыновья Юнаса-рыбака помогали Кнуту ставить сеть. А коли удавалось выручить побольше денег за пряжу, так можно было, пожалуй, и простоквашей полакомиться. Небольшой же клочок поля, величиной с пол в их горнице, приносил им картошку. Но такое богатство на их долю перепадало не всегда. Маленький животик Кнута то и дело взывал: «Хочу есть!» Однако он все равно постоянно бывал бодр и весел.
Однажды утром сидел он возле Жемчужной отмели и собирал желтые камушки, напоминавшие голодному мальчику мягкие, теплые вареные картофелины. Бедняга Кнут, камешки для еды не годились, и он с хохотом отбрасывал их в сторону. И вдруг заметил меж камнями на берегу какой-то предмет. Кнут поднял его и увидел, что это — маленькая камышовая дудочка, какую дети, живущие на побережье, вырезают потехи ради. Ничего в этой дудочке особенного не было, но Кнуту захотелось послушать, будет ли она дудеть. И вправду:
«Пу-ю, пю-ю и пи-и», — залилась дудочка.
Натешившись вволю, Кнут сунул находку в карман курточки.
Похоже, день выдался голодный: Кнуту ничего на завтрак не досталось.
«Эх, сидеть бы мне сейчас на кухне господина Петермана в Осе!» — подумал Кнут, представив и внушив себе, что вдыхает запах жареной салаки.
Что-то надо было делать. Усевшись на камень у берега, он принялся удить рыбу. Но рыба не желала клевать. После вчерашней бури море было блестящим, как зеркало, светило солнце, волны, словно гигантские стеклянные горы, набегали на берег и целовали следы ножек Унды Марины[23] на песке.
«Знать бы, что у бабушки нынче на обед?!» — подумал Кнут.
В этот миг столь высоченный вал обрушился на берег, что вода залила босые ноги мальчика, а в мертвой зыби послышалось легкое журчание, и чей-то голос произнес:
— Кнут, не нашел ли ты волшебную дудочку морской принцессы? Подуди в нее и она заиграет: «Баю-баюшки-баю», если хочешь заснуть, «ха-ха-ха-а», если хочешь засмеяться и «хлип-хлип-хлип-п!», если хочешь заплакать.
— Это еще что? — спросил Кнут. — Неужто эта дудочка — волшебная? Убирайся прочь, волна! Дудочку нашел я и оставлю ее себе!
Волна что-то пробормотала в ответ — неизвестно что, снова откатилась назад и обратно не вернулась. Кнут вытащил дудочку из кармана и стал ее рассматривать.
— Вот как, стало быть, ты умеешь колдовать, да?! Вот и наколдуй мне рыбину на крючок.
И с этими словами он продудел в дудочку. «Баю-баюшки-баю!» — сонно запела дудочка. Дудел Кнут совсем недолго, как вдруг сначала уклейка, затем плотвичка и наконец щука, лежа на боку, словно спящие, всплыли на водную гладь.