Разбойники не захотели разлучаться, согласились сторожить, стричь и чистить сапоги ваксой.
…Тимоша, вернувшись с праздника, не нашел дома сахарного ангела и подошел к окну. Наверное, он улетел на небо. Вон его звездочка светит над крышей и над всем спящим городом.
Что еще рассказать? В Сапожке сейчас все по-другому. Все забыли о грабежах и разбоях. Все аккуратно подстрижены и в начищенной обуви ходят. И очень гордятся своим ночным сторожем:
— Он знает все звезды — и настоящий разбойник к тому же.
Хотя и парикмахер, и сапожник — разбойники нисколько не хуже.
ГЕНЕРАЛ ХЛОП-БОП
Какую елку ставили к Рождеству в Зимогорах! Она красовалась в центре поселка, и все окрестные елки привставали на цыпочки, чтоб на нее посмотреть. Как она горела, переливалась, сверкала! А вот Матвейке нравилось, когда огни на елке не включали. Тогда можно было разглядеть все игрушки. Вот и сейчас Матвейка, задрав голову, ходил вокруг елки. Дул снежный ветер, он тихонько покачивал на ветках игрушки. У самой вершинки подвешенная, свернутая из синей бархатной бумаги, хлопушка золотой своей бахромой чуть слышно позванивала:
— А у меня что-то есть в серединке…
— Что? — прошептал Матвейка.
— Не скажу. Это тайна…
— Глупости! — сказал кто-то сзади. — Никакой тайны в ней нет. Хлопушка пустая.
Матвейка оглянулся. Вот уж кого он увидеть не ожидал! Перед ним был черт! Самый настоящий: с копытами, с рогами, с противным курносым рыльцем и подпаленным где-то боком.
Черт этот притащился в Зимогоры из деревни Кулички. Он хлопотал здесь с самого утра, стараясь как можно больше навредить людям до наступления Рождества. Не было в Зимогорах такого двора, где бы черт не успел набедокурить. Раскатанные поленицы, разбросанные дрова, в тесте — угли и зола, праздничные занавески, испачканные в саже, — все это его проказы. У тетки Настасьи черт отвязал козу Афанасьевну, и она убежала в лес. В Матвейкину кухню черт тоже умудрился залезть. Матвейкин дед, лесник Иван Павлович, как раз собирался в обход и сушил порох. Только дед вышел из дому, как черт сразу к печке. На ней две сковородки: на одной калятся орехи, на другой — дробь. Черт и перемешал обе. «Начнет орехи щелкать старый — последние зубы сломает!»
Тут дверь распахнулась, вошел дед с дровами. Увидев черта, он бросил дрова и схватился за двустволку. Черт кинулся к печке, шмыгнул в дверцу и выскочил из трубы на крышу с подпаленной на боку шерстью… Решил свалить елку, чтобы сорвать злость, но и тут не повезло, — он увидел Матвейку.
«Сделаю вид, что я не нарочно, — придумал черт. — Прыгну и уроню елку».
— В хлопушке ничего нет, — повторил он. — Хочешь посмотреть?
Он разбежался, подпрыгнул чуть не до самой верхушки… И вдруг раздался хлопушечный выстрел: хлоп-боп!!
Черт с испугу свалился в сугроб. Когда развеялся дым, Матвейка увидел: рядом с ним смеется мальчик одних с Матвейкой лет. Но как этот мальчик был одет! Синий мундир с блестящими пуговицами, на плечах золотые эполеты, на голове — начищенный кивер.
— Я — Хлоп-Боп, генерал всех петард, ракет, шутих и хлопушек. Вон на Лысой горке стоит моя пушка. Ровно в полночь в честь Рождества я дам из нее залп. А до той поры ни одну хлопушку трогать нельзя.
— Подумаешь, важность какая! — фыркнул черт. — Какая-то хлопушка пустая…
— Пустых хлопушек не бывает, — отвечал мальчик важно. — Что-нибудь да спрятано в каждой. И все ребята в Зимогорах об этом узнают скоро. Каждый получит хлопушку в подарок.
— А вот и не каждый! — подпрыгнул черт. — Я знаю девчонку, которая ничего не получит.
— Почему это? — спросил Хлоп-Боп.
— Потому что ее нет в Зимогорах, — показал ему язык черт. — Она каталась на санках, а я подкрался сзади и толкнул ее в речку. Санки въехали в наледь, девочка промочила валенки, у нее заболело горло, и ее увезли в больницу в город.
— Это Уля! — догадался Матвейка. — Дочка тети Настасьи. Она болеет часто.
Хлоп-Боп нахмурился.
— Я не могу оставить свой пост. Тебе придется спросить у девочки Ули, чего ей больше всего хочется. Что она любит?
Хлоп-Боп хлопнул в ладоши: хлоп! Прилетела серебряная ракета и ткнулась носом в сугроб. Генерал всех хлопушек распахнул дверцу.
— Садись, Матвейка! Да будь осторожен в пути. Стенки у ракеты тонкие, из фольги.
И ракета взвилась! Сразу отстал поселок. А тайга провожала ракету до самого города. Сколько же здесь народу! И все незнакомые. И вдруг: пальтишко в клетку, шапка бадейкой, из-под шапки — косица. Матвейка посадил ракету.
— Уля, ты почему не в больнице?
— Я иду на автобус. Приеду домой — вот будет сюрприз! А где ты взял эту ракету?
— Мне ее дал Хлоп-Боп. Генерал всех петард, шутих, ракет и хлопушек. Он велел узнать, чего ты хочешь больше всего.
— Больше всего, — сказала Уля, — я хочу успеть домой на Рождество. — А подумав, добавила: — И никогда больше не болеть.
— Тогда садись в ракету.
И они полетели. Но черт не дремал. Он сидел на высокой сосне и ждал. И когда ракета пролетала над ним, запустил в нее камнем и тонкую стенку продырявил. Прочертив темное небо, серебряной кометой промчалась ракета и упала на занесенную снегом поляну, точно в перины и одеяла. Уля, сидя в ракете, тихонько плакала, Матвейка исследовал поляну. Вся она пестрела заячьими следами. Скоро явились и хозяева, залопотали:
— Ох, бедные! Упали… Оставайтесь на нашу, заячью елку. На свою вы все равно опоздали.
— Не хочу, — мотает Уля головой, — на заячью елку. Мало ли кто тут бродит? А вдруг волк?
Только сказала, волчья морда высунулась из кустов обгорелым поленом. Глаза красные так и горят. Ух, страшно! Так и брызнули в разные стороны зайцы! Уля зажмурилась, Матвейка присел… А волк и говорит, шепелявя:
— Шдравствуйте и открывайте глаза! На Рождество и волкам никого обижать нельзя. В нашей тайге все волки с утра положили зубы на полку.
Как только Матвейка открыл глаза, волк его сразу узнал.
— Ты внук нашего лесника. Я его только что видел. Он куда-то бежал на лыжах.
Уля руками всплеснула:
— Только что! Догони его, и немедленно! Пусть бежит сюда!
Волк мигом догнал лесника. Дед, увидев огромного волка, вскинул двустволку.
Трах-бах! — рассеялся дым. Волк стоял цел и невредим. Дед снова взвел курок. Щелк!
— Выстрели еще, пожалуйста! — облизываясь, попросил волк. — Я с утра не евши, закушу хоть орешками.
— Что за черт? — дед с досады чуть не сломал об колено ружье. — А! Это тот, он подсыпал орехов мне в дробь. Но первый-то выстрел был настоящий. В чем дело?
— А в том, что Рождество, — отвечал волк. — Уложил бы меня и не узнал, что внук твой Матвейка тебя звал. Он тут рядом, и с ним девчонка.
Лыжи помчали деда быстрей, чем ноги волка. И вот они оба на Заячьей поляне.
— Ждите меня здесь, — сказал ребятам дед, — а я побегу запрягать сани.
— Нет! — топнула валенками Уля. — Это долго. На елку опоздаем.
— Не надо саней, — вмешался волк. — Я-то тут для чего? Садитесь.
Матвейка и Уля сели на волчью спину. Волк помчался, за ним дед Иван на лыжах.
— На волке лучше, чем на ракете, — сказала Уля.
И песню затянула: «Посею лебеду на берегу…» Вдруг слышит: кто-то в кустах подпевает: