Евгений Васильевич Клюев
Сказки на всякий случай
ОТРЫВНОЙ КАЛЕНДАРЬ
У Отрывного Календаря всё было рассчитано: по одному листку на каждый день. А всего, стало быть, триста шестьдесят пять листков — ровно столько же, сколько дней в году. И повесили его тоже с расчётом: строго посередине стены.
«Почётное место…» — подумал Отрывной Календарь и даже немножко засмущался.
Да и любой на его месте засмущался бы: шуточное ли дело — висеть у всех на виду! Тут хочешь не хочешь, а будешь следить за собой.
Уже через несколько минут Отрывной Календарь перезнакомился с обитателями квартиры: их было много — и они были такие разные! Каждый радушно поприветствовал его и представился. Отрывной Календарь всякий раз говорил: «Очень приятно!» — и тоже представлялся в ответ. С ними ему предстояло прожить долгую и интересную жизнь, что Отрывной Календарь, конечно, ужасно радовало — и радость эта была прямо написана у него на лице.
— Дайте‑ка я прочту, что у Вас на лице написано, — присмотрелась к нему Картина‑с‑Противоположной‑Стены и прочла: — «Радость». А по какому поводу радость? — спросила она.
— По поводу жизни, — охотно ответил Отрывной Календарь. — Долгой и интересной жизни.
— Долгой и интересной? — расхохоталась Картина‑с‑Противоположной‑Стены. — Жизнь коротка и скучна!
Отрывной Календарь хотел было возразить, что если жизнь действительно коротка и скучна, то зачем же, дескать, её жить… но смолчал: он пока ещё знал про жизнь не так много, чтобы настаивать.
А утром следующего дня с него сорвали первый листок — первого января как не бывало! Так и пошла вперёд его жизнь — день за днём: второе января, третье, четвёртое… февраль, март. И каждый день был полон событий, о которых ему надо было успеть напомнить всем в доме. Два дня назад, например, был первый день весны — самое важное событие в году!
— Простите, если это слишком личный вопрос, — обратилась к нему однажды в апреле Толстенная Поваренная Книга, — но какая у Вас диета.
— Какая у меня… что? — удивился Отрывной Календарь. Отрывной Календарь не замечал, что худеет на глазах. Да и когда было замечать? Жизнь так нравилась ему и казалась такой долгой и интересной, что дни пролетали совсем незаметно!
— Он просто ведёт неправильный образ жизни! — вмешалось Ленивое Кресло.
— Это как же? — озадачился Отрывной Календарь.
— Да так… растрачиваете свою жизнь направо и налево — вот и худеете! Между тем жизнь коротка и скучна — её надо беречь.
Отрывной Календарь хотел было возразить, что если жизнь действительно коротка и скучна, то чего ж её тогда, дескать, беречь… но смолчал: он пока ещё знал про жизнь не так много, чтобы настаивать.
А она, между тем, шла и шла — дел было хоть отбавляй! Да и дни становились всё короче: вот одна минута убыла от светлого времени суток, вот две, вот три… и об этом тоже надо было неустанно напоминать — чтобы все успевали использовать отпуска и каникулы до последней минуты. А первого сентября дети должны были ещё не забыть пойти в школу… Ах, какая же всё‑таки разнообразная она, эта жизнь, какая долгая и интересная!
— Вы, дорогой мой, работаете на износ, — в середине октября обратилась к Отрывному Календарю очень щадившая себя Хрустальная Люстра, которую зажигали только по большим праздникам. — Так нельзя. От Вас уже практически ничего не осталось.
— Разве? — удивился Отрывной Календарь и рассеянно добавил: — А я и не замечаю! Но стоит ли об этом вообще думать, когда перед тобой такая долгая и интересная жизнь?
— Вы всё о том же! — усмехнулась Хрустальная Люстра. — Так и не поняли ничего за целый год… Говорят же Вам все вокруг: жизнь коротка и скучна!
Отрывной Календарь хотел было возразить, что если жизнь действительно коротка и скучна, то чего ж тогда, дескать, себя щадить… но смолчал: он пока ещё знал про жизнь не так много, чтобы настаивать.
И вот наступил самый хлопотливый месяц в году, декабрь. Дни убывали теперь уже со страшной скоростью — и темно становилось чуть ли не сразу после полудня. А приблизительно с середины месяца все просто сбились с ног: пришло время подарков. Листки с Отрывного Календаря слетали так быстро, что он даже не успевал провожать их взглядом, — до тех пор, пока не остался последний, 31 декабря.
— Ну, вот и всё, — подвело за Отрывной Календарь итог его жизни Ленивое Кресло. — Так бывает с каждым, кто возлагает на себя неподъёмные задачи. Жизнь слишком коротка и скучна — и никогда не следует торопиться.
Отрывной Календарь хотел было возразить, что если жизнь действительно коротка и скучна, то чего ж тогда, дескать, медлить… но смолчал: он пока ещё знал про жизнь не так много, чтобы настаивать.
— Вы бы хоть простились с нами, — сказала Хрустальная Люстра, в первый раз за всю свою короткую и скучную жизнь роняя хрустальную слезинку: ей было больно смотреть на совсем отощавший Отрывной Календарь.
— Проститься? — рассмеялся тот. — А не рано ли? Передо мной ещё целый день жизни… такой долгой и такой интересной жизни!
МАЛЕНЬКИЙ СТАРАТЕЛЬНЫЙ ВЕЕР
Когда Маленький Старательный Веер, который до этого просто валялся на дне ящика в платяном шкафу, положили в пляжную сумку и принесли в ней на берег моря, он понял: его ждут великие дела. «Ну, теперь все точно узнают, на что я способен!» — ликовал Маленький Старательный Веер.
Но, поликовав немножко, он призадумался. А призадумавшись, понял, что работа, предстоящая ему, скорее всего, непосильна для такого маленького, пусть даже и старательного, веера. Повсюду, куда хватало глаз, простирался горячий белый песок, чуть ли не дымившийся под нещадно палящим солнцем. И ни единого дуновения ветерка не доносилось с моря.
— Ох, не справиться мне, — сразу же и отчаялся Маленький Старательный Веер. — У меня же никаких сил не хватит на то, чтобы побороть эту жару… Даже если мною будут махать без остановки.
Впрочем, им уже давно махали, так что пора было прекращать отчаиваться и как следует браться за работу. Маленький Старательный Веер так и сделал: распластал крылышки и замахал ими с немыслимой скоростью — пляж просто поплыл у него перед глазами.
Сначала, конечно, никто долго ничего не замечал, и Маленький Старательный Веер уже начал терять веру в себя. Оно и понятно: кому же нравится зря тратить силы! А тем более — если ты всего‑навсего Маленький Старательный Веер и тебя заведомо недостаточно для того, чтобы охладить такой огромный пляж с несколькими тысячами отдыхающих.
Но тут — совершенно внезапно, когда Маленький Старательный Веер уже решил сдаться, — кто‑то поблизости от него спросил:
— Откуда это идет такая приятная прохлада?
— От моего веера! — послышалось в ответ, и тогда Маленький Старательный Веер сдаваться не стал, а, наоборот, приободрился и ещё приналёг на крылышки: кажется, у него всё‑таки что‑то получалось! Ему самому было невыносимо жарко, но он постарался не думать об этом, а принялся, наоборот, думать о Северном полюсе… о ледяном безмолвии, бескрайних снегах и прекрасном северном сиянии.
…когда Маленький Старательный Веер опомнился, то увидел, что вокруг собираются отдыхающие. Нежась под легкими струями ветерка, который он сотворял, люди с благодарностью смотрели на него, удивляясь тому, как такой малыш мог давать столько прохлады.
А малыш поднажал ещё немножко и опять унёсся мыслями на Крайний Север. По Крайнему Северу разгуливали олени, бегали песцы и сновали из юрты в юрту одетые в меха эскимосы.
В следующий раз он очнулся оттого, что неподалёку кто‑то чихнул. Бросив взгляд в сторону чихнувшего, Маленький Старательный Веер услышал:
— Тут совершенно невыносимый сквозняк. Давай‑ка поменяем место.
Маленькому Старательному Вееру было недосуг думать о таких пустяках, как сквозняк, — и, изнемогая от усталости, он постарался, по крайней мере, сохранить ту скорость, которой достиг, но неожиданно у него открылось второе дыхание. А когда у нас открывается второе дыхание, нас подчас просто не удержать.